романтического героя смертельно опасный для девичьих сердец.
Да, я люблю костюмированные сериалы. А от Джона Торнтона в свое время просто растекалась сладкой лужицей.
Торнтон местного разлива высокомерно вскидывает бровь.
— Хочешь сказать, что случайно упала? — голос прямо сочится сарказмом.
— Именно, — отвечаю я не менее ядовито. — И раз уж мы это выяснили, не мог бы ты меня отпустить? Не люблю, когда незнакомые мужчины распускают руки.
Высокомерная гримаса на его лице сменяется изумлением. Торнтон (так и буду его называть) еще раз окидывает меня взглядом — от макушки до пяток, словно пытаясь заново составить первое впечатление.
Нет, ничего нового в моем облике не появилось. Все то же поношенное платье, скатка за спиной. Ах да — еще на мне нет шляпки. Кажется, появиться без нее на улице тут равносильно тому, чтобы у нас пройтись в неглиже по городу.
Теперь понятно почему кассирша так себя вела.
Светлые глаза местного Торнтона темнеют от гнева.
— Следи за языком, ты разговариваешь с лордом.
— Ах, ну простите, не признала, — это звучит слишком ехидно, и я прикусываю губу, пытаясь привести себя в чувство.
Проклятье, Диана, когда ты уже перестанешь нарываться?! Это хуже чем омоновца на демонстрации задирать!
Но что поделать, если я не привыкла спускать хамство?
Привыкать.
— Плохо вижу по ночам. Куриная слепота… — делаю жалобный взгляд, вспоминая котика из “Шрека”. — Молю о прощении, ваша милость! Честное слово: я не собиралась покушаться на ваши карманы. Просто споткнулась.
Юмор в том, что вижу я не просто хорошо — изумительно хорошо. Сумеречное зрение Даяны настолько превосходно, что я могла бы вышивать в тусклом свете вокзальных фонарей.
Торнтон еще колеблется, и я меняю жалостную гримаску на выражение дебильного восхищения.
— Если бы не вы, я могла сломать ногу. Спасибо что поймали, вы мой герой, господин… — и кокетливо стрельнуть глазками снизу вверх.
Странно, но не сработало. Вместо того чтобы шарахнуться от флиртующей замарашки, лорд подвигается ближе. В прищуренных глазах вспыхивает интерес, хватка на запястьях становится крепче.
— Кто ты? — требовательно спрашивает Торнтон. — Как тебя зовут?!
От бес тебя подери! Мужик, ты же лорд! Таким как ты даже замечать таких как я не полагается!
Что соврать, чтобы он отстал?!
— Рой?! Рой Фицбрук! — голос с другого конца вокзала становится моим спасением. Лорд оборачивается на крик. Хватка пальцев на запястьях слабеет — всего на миг — но мне достаточно и этого. Выдергиваю руки и шарахаюсь в сторону, смешиваясь со спешащими на почтовый ночной пассажирами — как раз объявили посадку.
— Стой! — резкий окрик только подстегивает. Я пригибаюсь, пряча непокрытую голову за картузами и шляпками. Под прикрытием толпы добираюсь до перрона. Быстрый взгляд за плечо, просто чтобы убедиться, что преследования нет. Торнтон-Фицбрук о чем-то беседует с другим мужиком — по одежке тоже лордом. При этом пытливый взгляд скользит по толпе, словно высматривая кого-то.
Понятно кого.
Пригибаюсь и прячусь за корпулентной мадам, зеленый оттенок кожи которой намекает на родство с гоблинами. Лорд, наконец, отворачивается от толпы, чтобы обнять и похлопать по плечу собеседника.
Вот и хорошо. Пусть многоуважаемые сэры наслаждаются обществом друг друга. Авось забудут про меня.
Не упуская лорда из поля зрения, я пробираюсь вдоль вагонов к дальнему краю платформы. Останавливаюсь только на миг, чтобы подкинуть брошку-маячок в окно.
И отхожу с независимым видом, лелея на душе ощущение успешно проделанной пакости.
Глава 4. Господин старший инквизитор
Рой Фицбрук
Она исчезла.
Стоило отвернуться, как просто растворилась в воздухе.
Любопытная девица. Одета по моде небогатых горожан, но через плечо тюк с вещами, как у крестьянок. А держится дерзко даже для женщины из высшего сословия.
И без шляпки, как шлюха.
Он шагнул в сторону толпы, подчиняясь порыву схватить, догнать. Но на плечо опустилась рука и жизнерадостный голос произнес над ухом:
— Наконец-то, дружище!
— Джеймс?! — Рой пожал протянутую ладонь, не переставая обшаривать толпу взглядом. Тщетно. Подозрительная девица словно полог невидимости накинула. — Какого демона ты тут делаешь? Я же писал: не нужно меня встречать.
— Разве мог я оставить тебя на вокзале — одного-одинешеньку? Маленького и испуганного на растерзание большому городу? — хохотнул приятель.
И полез обниматься.
Года идут, но Джеймс Каннингем не меняется. Он всегда был таким. Говорил громко, нес что в голову придет, ржал как полный придурок — в голос, не скрывая ни радости, ни злости. Словно купец или мастеровой, не родовитый аристократ, чью предки служили еще королям Древней династии
Пожалуй, в душе лорд Фицбрук даже немного завидовал непосредственности друга.
— Так и скажи, что тебе нужен был повод удрать с семейного ужина, — усмехнулся Рой, хлопая бывшего однокашника по плечу. Мотнул головой, отгоняя мысли о незнакомке.
Сбежала и демоны с ней. Ловить воровок и шлюх — работа для подчиненных Джеймса.
— Ты меня насквозь видишь, господин старший инквизитор, — Джеймс развел руками. — Кстати, как оно — в новой должности?
— Да как-то так же. Гоняюсь за потерявшими берега магами, провожу дознания, допросы. То же что у тебя, только фигуранты поопаснее.
— Слышал, ты взял Виксенского душителя. Громкое было дело.
— Взял, — Рой скривился и коротко кивнул.
— В газетах писали, что этот парень был настоящий псих…
— Он был диббук.
— Что?!
— Диббук или двоедушник. Вселенец из другого мира, занявший тело местного лорда.
— А…
— Хватит. Не хочу об этом.
Раздражение последних часов снова подкатило, норовя выплеснуться наружу. Рой выдохнул сквозь зубы, пытаясь успокоиться. Сутки в поезде под супрессирующими чарами вымотают кого угодно.
Он знал, что в таком расположении духа становится форменным козлом. Но Джеймс, который приехал в полночь на вокзал, чтобы встретить однокашника, в этом точно не виноват.
— Это была дерьмовая история, — коротко пояснил Рой в ответ на вопросительно приподнятую бровь. — Не из тех, которыми хочется делиться за семейным обедом.
Инквизиторы в чем-то подобны врачам, у каждого есть свое личное кладбище. Те, кого мог спасти, но не спас. Ошибся, не учел, не рассчитал.
Этой весной кладбище Роя пополнилось на три могилы.
Друг подарил взгляд — слишком понимающий и взрослый, он казался неуместным на румяной физиономии. И снова натянул ухмылку, как привычную маску.
— А ты изменился. Стал таким же важным и скучным, как стариканы с Мэрисон-сквер.
— Повзрослел. А ты все такой же
