Ну уж нет. Я на сельскохозяйственные работы не нанимался. И без того мороки хватает.
Он разговаривал с ней самым обычным голосом, словно и не было никаких «я не хочу тебя видеть», «подземный паук» и прочего, прочего.
Как будто он просто пригласил ее в свой мир на прогулку и проводит экскурсию по местным достопримечательностям: посмотрите налево, вот Харон обдирает кроваво-красные водоросли со дна лодки, посмотрите направо, вот Эмпуса хищные лианы пропалывает, обернитесь и увидите сонмища теней, сражающихся с растительностью на асфоделевых лугах, а если посмотреть прямо, так там самое интересное.
Неистовый Арес, с мрачным видом перетаскивающий здоровенные булыжники на месте бывшего дворца.
— Ты что, припахал его к стройке?! — не выдержала Персефона.
— Таково его наказание, — чуть усмехнулся Владыка. — Он должен в одиночку восстановить разрушенный дворец. Полгода уже восстанавливает.
Персефона попыталась вспомнить, что тут было, когда они с матерью покидали Подземный мир, и поняла, что прогресс налицо.
Обломки дворца были сложены ровными рядами.
— Учитывая, что он полный ноль в строительстве, возиться ему еще доо-о-олго придется. И да, на период строительства я дал ему в жены Ехидну. Правда, на мой взгляд, она как-то плохо его вдохновляет.
В подтверждение его слов Арес споткнулся, уронил булыжник и громко выругался.
— Хочешь спуститься и поздороваться? — усмехнулся Владыка.
Персефона отрицательно покачала головой, стараясь не думать об их семейной жизни. Вот прям вообще не думать. Даже о том, что в период царствования Неистового Ехидна всегда шипела о нем с подозрительным почтением в голосе, и о том, что все же, наверно, стоит поздравить новобрачных. По крайней мере, счастливую невесту — Арес хотя бы симпатичней, чем Тифон. Хотя как оно на взгляд Ехидны — еще вопрос.
Спускаться в итоге они не стали. Перелетев через гору (которой в этом месте раньше точно не было), колесница опустилась на землю перед новым дворцом. Ну как, дворцом — это был некий походно-недостроенный вариант. Хотя планировка Персефоне понравилась — все эти колонны, портики из черного базальта — наверно, в достроенном виде это будет довольно мрачно и уютно.
Если Арес не закончит со своей стройкой быстрее.
— А зачем гора? — вопросила Персефона, впервые за полгода ступая на почву Подземного мира. Торжественность момента несколько смазалась досадным осознанием того, что она таки забыла сандалии.
Аид пожал плечами и светским тоном пояснил, что не собирается сутки напролет любоваться на горе-строителя Ареса.
А к Персефоне уже бежала Геката; вокруг нарезал круги обутый в крылатые сандалии Гермес; в отдалении можно было заметить стремительно приближающегося белокрылого Гипноса, а сбоку уже маячила мрачная физиономия Таната.
— Много веков подряд, с самого сотворения мира, мужики притесняли женщин. Уран заставил Гею рожать. Крон глотал детей Реи, не спрашивая желания. Сыновья-Крониды разделили мир на три части и стали Владыками, а Гере, Деметре и Гестии не досталось ничего. Дальше — больше. Ты или рожаешь от каждого, кто тебя возжелал, или становишься девственной богиней. Третьего не дано. А у смертных и того хуже — даже есть девушка приняла обет целомудрия, мужчина может наплевать на этот обет и овладеть ею против желания. Девочкам не дают образования, их не учат писать и читать. Их выдают замуж не спрашивая согласия. Им не оставляют наследства. Они не могут стать воинами (амазонки не в счет), мудрецами, учеными или аэдами. Они не могут играть в театре. Они не могут… да ничего они не могут, только быть покорными и с любовью смотреть на мужчину, который, может, взял ее без спросу, или без спросу привел в дом новую женщину. Так вот, Великая Концепция Афродиты заключается в том, чтобы исправить эту вопиющую несправедливость и сделать всех равными, — тут Персефона выдержала паузу, желая убедиться, что ее слушают. — Сделать всех женщинами.
В недостроенном зале для пиршеств, где, собственно, собрались Аид, Персефона, Геката, Гермес, Танат и Гипнос, повисла тишина: присутствующие дружно впечатлялись эпичностью идеи.
Первой не выдержала Геката:
— А как они собираются это проделать? — поинтересовалась богиня колдовства из-под вуалей. Очевидно, техническая сторона волновала ее больше этической.
— Вот это я еще не выяснила, — с досадой сказала Персефона. — Все, что я знаю, это как-то связано с Осью и Полотном судьбы. Афродита не любит об этом распространяться. И потом, они мне еще не совсем доверяют. Особенно Афина.
— А почему, собственно, мы должны… — скептическим тоном начал Гермес, но Аид, до того пристально разглядывающий чашу со своим любимым кумысом, вскинул голову, и тот заткнулся на полуслове.
— Какая-то логика в этом есть, — негромко начал Владыка. — Я могу понять, почему эта идея так привлекает Артемиду, даже Афину, остальных их союзниц. У нас действительно много веков недооценивают женщин, — он перевел взгляд на Гекату, и та выдала кровожадную ухмылку главной недооцененной женщины века. — А причем здесь Арес? Он что, так сильно влюблен в Афродиту, что согласен стать женщиной?
— Ареса использовали втемную, — усмехнулась Персефона. — Планировалось, что он завоюет весь мир для себя, сделает Афродиту своей женой, а потом никто и оглянуться не успеет, как он окажется в Тартаре вместе с Зевсом, Посейдоном и прочими несогласными, а остальные станут женщинами.
— И тут мы подходим к главному. Зачем это Афродите? Ее-то точно никто не притесняет.
— Вариант, что она просто борется за справедливость, я так понимаю, никто не рассматривает, — вставил Гипнос.
Нестройный хор голосов с недовольным соло Гермеса посоветовал ему поменьше дегустировать свой маковый настой.
— Афродита постоянно говорит о том, что думает только о счастье своих подруг. А также о справедливости и равенстве, — сумрачно сообщила Персефона. — О том, как прекрасен тот мир, в котором нет мужчин, войн, насилия, все живут любовью, песнями и искусством. И если сначала это звучит как бред, то потом, постепенно, ты начинаешь осознавать, что она в чем-то права. Может, и правда, без мужиков будет лучше?..
Персефона запнулась, поймав взгляд Аида — в его темных внимательных глазах читалась тревога.
— И, знаете, в какой-то момент я сама… начала увлекаться. Сделать из мужиков баб, несогласных — в Тартар, и все будет счастливы. Но кое-кто помог мне осознать, что она не права.
В этот момент ей очень хотелось сказать, что это — Аид, что ради его улыбки она готова смириться с наличием в этом мире мужчин, от которых до него она не видела практически никакой пользы, одни моральные убытки. Сказать, не обращая внимания на то, что в зале полно народу, сказать, чтобы посмотреть на его реакцию, чтобы убедиться,
