Я полюбил ее и надеялся прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Зилга согласилась стать моей женой. Элия хоть и не слишком обрадовалась, но обещала отпустить нас в конце лета. А потом, однажды вечером, я заметил на виске Зилги криво срезанную прядь. На следующий день я застал ее в саду — целующейся с поваром.
«Прости…» — сказала она, отвернувшись в сторону.
Через месяц они поженились и уехали из города. Я остался — но дал себе клятву, что отомщу.
Эти воспоминания потянули за собой и другие — самые ранние из тех, которые сохранились. О том, что произошло в деревне и вынудило меня искать новое пристанище.
* * *
У Мелиты и Гормана я прожил всего три недели. Хотя, возможно, их звали и не совсем так. Тогда я еще недостаточно хорошо научился читать по губам. Понимал смысл фразы, но имена — лишь приблизительно. Возможно, они были Мелина и Герман или что-то вроде того. Не все ли равно?
Нет, они относились ко мне хорошо, с сочувствием, и я бы остался у них надолго, однако… произошло то, что произошло.
— Прости, Иттон, — сказал с тяжелым вздохом Горман. — Нам с Мелитой очень жаль, но мы вынуждены просить тебя уйти. Ты ведь понимаешь почему, да? Мы заплатим тебе за отработанное время и дадим еды в дорогу. Надеемся, ты найдешь себе жилье и работу. Может быть, даже в Осбранте.
В Осбранте? В столице, где живет столько народу, что невозможно укрыться от любопытных глаз? В деревне я хотя бы мог убежать ночью в лес, а что в городе? Нет, Осбранта точно не для меня. Надо искать другую деревню, просто быть осторожнее — так, чтобы никто не узнал моей тайны. И стоит попросить Дину, ту самую девушку, которая читает по губам, передать Горману: пусть напишет для меня письмо, что я глухонемой конюх. С ним мне легче будет найти другое место.
Но сделать этого я не успел: новая работа и новое жилье сами нашли меня раньше, чем вышел за ворота. Вот только тогда мне было невдомек, что это не на радость, а на беду.
Сборы много времени не отняли. Вся одежда была на мне, кошелек с монетами на поясе, несколько мелочей и немного еды поместились в подаренный Мелитой дорожный мешок. Я уже хотел идти к Дине, когда Горман открыл калитку и, поговорив с кем-то, подозвал меня взмахом руки.
За воротами, держа под уздцы коня, стояла девушка в расшитом серебром дорожном плаще. Из-под капюшона выбивались светлые локоны, темные глаза смотрели недобро, да и в целом выражение ее лица было таким, словно королева пришла на скотный двор. Горман показал на переднюю ногу коня, но я и так уже понял, что тот потерял подкову. Без лишних слов взял поводья и направился к кузнице, даже не посмотрев, идет ли она за мной.
Кузнец Лейтон покосился на меня с опаской. Разумеется, уже вся деревня знала, кто такой Иттон. Но конем занялся: вытащил оставшиеся гвозди, зачистил копыто, примерил разогретую подкову и быстро прибил. Когда я расплатился и вернулся к Горману, девушка о чем-то оживленно разговаривала с ним. Протянув мне несколько монет, вдвое покрывших мои расходы, она что-то сказала, но я покачал головой и показал на свои уши.
— Она из Осбранты, — медленно и внятно, чтобы я мог разобрать по губам, пояснил Горман. — Ей нужен конюх. И ей все равно, что ты… волк.
Последнее слово заставило меня вздрогнуть. Я вспомнил произошедшее три дня назад так живо, будто все случилось только что.
За несколько дней до полнолуния мне стало как-то… маятно. Тоска и тревога нарастали, когда я не занимался работой. Особенно мучительно было ночью. Сон не шел. Я выходил во двор и смотрел в темное небо, безошибочно угадывая, где прячется за тучами луна.
А потом она вдруг выкатилась из-за них — огромная, желтая, почти круглая. Тоска скрутила меня в соломенный жгут и разорвала изнутри. Кожу проткнули тысячи раскаленных игл, все суставы словно вывернуло со своих мест. Сердце взорвалось в груди, и кровь хлынула горлом…
Нет, это была не кровь, а вой. Волчий вой!
Задрав голову, я выл на луну и не мог остановиться. Она тянула меня к себе, и если бы я был птицей, наверняка полетел бы к ней — и поднимался бы все выше и выше, насколько хватило бы сил. Но я был волком — и поэтому мог лишь тянуть морду к небу и выть, выть…
Удар обрушился сзади, и я не успел увернуться. К счастью, он пришелся вскользь, не причинив сильного вреда. Отскочив, я бросился к воротам, но сообразил, что они заперты и открыть их не удастся. Со стороны сараев двор был обнесен невысокой изгородью из жердей. Перемахнув ее с легкостью, я бросился по направлению к лесу и бежал, пока не оказался на опушке, где остановился и снова завыл. Лунный свет пронизывал меня насквозь — холодный и острый, как лед на лужах. Он резал в кровь и тело, и душу. Захлебываясь тоской и болью, я вкладывал все свое истерзанное существо в этот вой — хотя не слышал ни звука.
Но вот луна спряталась за тучу, и меня отпустило. Тяжело дыша, я лег на траву, прикрыв морду лапами.
Волк-оборотень… волкодлак…
Да, я знал о них из прошлой жизни. Не помнил — именно знал. Но только то, что они есть. А я сам — всегда был таким? Или, может, стал волком, потеряв память? И что будет со мной дальше? Вернется ли человеческий облик утром? А если да, буду ли я превращаться в волка каждую ночь?
Рядом в траве что-то шевельнулось. Тело отозвалось мгновенно — я вскочил и набросился сверху, с прыжка. В зубах слабо затрепыхалась какая-то мелкая живность. Вкус и запах крови, раздираемая в клочья еще живая плоть… В этот момент во мне не осталось ничего от человека.
Что ж, может, это и хорошо? Может, лучше быть свободным зверем, чем глухонемым, потерявшим память человеком, который зависит от милости других людей?
Я бродил по лесу, потом устроился под кустом в овраге и задремал. Разбудил меня холод: одежда промокла от росы.
Одежда?!
Да, я снова стал человеком.
Поднялся, размял затекшие члены и пошел обратно в деревню.
— Иттон? — нахмурившись, спросил Горман. — Это ведь был ты? Ночью? Волк? Я видел, ты стоял во дворе и смотрел на небо. А потом превратился в волка и завыл.
Я кивнул и ушел в конюшню. Он ничего больше не говорил, но поглядывал весь день искоса. А ночью все повторилось. Небо снова затянули тучи, но я знал, что луна за ними — теперь уже полная. В лес я не побежал — забился за поленницу дров и пролежал там до утра. А на третью ночь все-таки ушел и вернулся утром. Вот тогда-то Горман и попросил поискать другое место…
Я повернулся к девушке, которая смотрела на меня выжидательно, и кивнул, соглашаясь.
Глава 3
Иресса
До этого я просто не позволяла себе думать о Гиндаре, Рианне, Арнисе. Разумеется, мысли о них приходили, сначала постоянно, потом реже, но я научилась отгонять их, переключаясь на что-то другое.
Янта умерла, говорила я себе. Теперь есть только лиса Иресса, которой нет никакого дела до того, что происходит при дворе.
Но если не думать о Гиндаре и Рианне худо-бедно получалось, то с Арнисом все обстояло сложнее. Тем более он навещал Лэргу примерно раз в месяц и делился с ней своими заботами. Мне хотелось верить, что он привязан хоть к кому-то, но, скорее, дело было в магической связи между ними.
Каждый раз, когда Арнис приезжал, я тихо лежала в углу, смотрела на него, слушала их разговоры. То, что он рассказывал, чаще огорчало, а не радовало, но, пожалуй, только сегодня я встревожилась по-настоящему.
Если уж Рианна с такой легкостью избавилась от меня, что помешает ей повторить это с Арнисом, если все же родит сына? Мало стать королевой. Ведь Гиндар уже немолод, почти вдвое старше ее. Умрет — и тогда вдове не позавидуешь. А вот королева-мать — это совсем другое дело. А регент при малолетнем короле — тем более.
И если бы только это!
Прошло уже три года, а Рианна, несмотря на все свои колдовские умения, так и не смогла забеременеть. Кто знает, может, она бесплодна. По крайней мере, прямо сейчас смерть Арнису не грозила. Его мачеха была не настолько глупа, чтобы лишать королевство единственного наследника — пока не появится другой. Но вот Элия… Лэрга не зря сказала, что та не успокоится, пока не добьется своего. И сейчас, когда Элия вошла в триаду Верховных, это вполне могло у нее получиться.
