хочешь что-то сказать? — угадал проницательный Сварт.
— Я… Эм-м-м…
— Ты меня что, боишься? — нахмурился Марк.
— Нет! — воскликнула я. — Просто хотела узнать, как ты себя чувствуешь, как всё прошло…
— Хм. — Он поглядел на меня внимательно. — Нормально. Немного волнуюсь, но это потому, что твоя мама очень пристально меня разглядывала.
— Мамы — они такие, — улыбнулась я. — Всегда хотят лучшего для…
Всё. Проболталась. Сдала себя с потрохами.
— Ты о чем?
Нужно решиться. Прямо сейчас.
— Я переживаю за Атру и за тебя, Марк, — начала я издалека.
Он склонил голову и нахмурился.
— Я так беспомощен, что нуждаюсь в заботе юной девушки?
— Нет! Ты не так понял! — поспешно сказала я. — Всякий мужчина нуждается в заботе, будь он грозой или солнцем. Это ободряющие слова, гостинцы, объятья… У меня и подарок есть.
— Для меня? — удивился он.
— Ага. Подожди здесь, пожалуйста.
И побежала сломя голову к тумбочке, чтобы достать пухлый сверток, обвязанный голубой лентой. Когда я залетела на балкон, Марк стоял, облокотившись о перила, и смотрел на звезды. Он медленно обернулся и поглядел мне в руки, а, когда поднял глаза, мне почудились в них искры далеких светил. Что за свет это был?
— Вот. Это тебе, — волнуясь, произнесла я.
Он взял подарок, нахмурился, неспешно развязал ленту.
Свитер. Из шерсти снежных гавок. Светлый. Я вязала его с мыслями о Марке, вручала самые теплые и нежные чувства, гладила, как живое существо, чтобы потом вещь хранила мужчину, оберегала от зла. Известно ведь — сколько чувств вложено в оберег, столько силы он отдаст.
— Хм, — сказал Солнечный. Он приложил свитер к себе совсем как Дэр и любой другой мужчина, для которого я шила, и выглядел при этом растерянным и удивительно милым. — Габриэль…
Я приготовилась отвечать на множество вопросов, но знакомые переливы музыки отвлекли.
— Давай договорим позже, мне танцевать надо.
— Танец бурь? — усмехнулся он, аккуратно сворачивая подарок.
— Да. Ты вернешься?
Марк пожал плечами. Сейчас он явно не был настроен слушать музыку и тем более отплясывать со мной или с кем-то ещё. Запутала его и запуталась сама… Я неуверенно улыбнулась, протягивая ладонь.
— Пойдем. Там будет весело. — Марк нахмурился, глядя на мою руку. Откажется! Пришлось импровизировать, хотя я и не хотела об этом рассказывать. — Мы с Мэй поспорили.
— О чем?
— Что ты танцевать не умеешь.
Краешки его губ дернулись.
— Я часто бывал на балах, Габриэль, и Мэйди это знает.
— Но она не видела тебя танцующим! Если я выиграю — получу большую шоколадку и поделюсь с тобой. А если она — мне придется голышом прыгнуть в озеро сегодня после полуночи…
Он улыбнулся, но тотчас нахмурился.
— Ты это только что придумала?
— Это правда! — весело возмутилась я. — Можем прямо сейчас у неё спросить. Ну что? Мы делаем прекрасный шоколад.
Он поглядел на меня пристально и странно.
— Ладно. Раз уж пришел на праздник, надо праздновать.
Однако он не вложил пальцы в мою ладонь. Ноги подкосились от нахлынувшего удовольствия — Марк сам взял меня за руку и повел в дом. Я чувствовала, как ненарочно отпускаю с пальцев едва заметные молнии, и они, падая на пол, бегут по стенам в сторону окна. Будет гроза. Возможно, не такая безумная и мощная, как у мужчин, но что яркая — точно.
Когда мы вышли, отодвигая занавески, все взгляды обратились в нашу сторону, и я покраснела. Цахтал, сохрани! Не подведите, ноги! Марк отпустил меня, и я подошла к остальным незамужним девушкам. Главный танец всегда принадлежал молодежи, хотя моя мама руководила бурями даже будучи беременной, а я заступила на её место только в четырнадцать. Это было нелегко, танец требовал полной отдачи и бездонных чувств. Девочки занимались по желанию, начиная с шести лет. Мама всегда с улыбкой говорила, что я разучила первые движения ещё в утробе.
У нас не было репетиций перед праздником. Грозы свободны, и танец рождался мгновенно, учитывая общую атмосферу в доме, погоду и, конечно, чувства самой танцовщицы.
Марк здесь. Возможно, после мы будем танцевать вместе. У меня голова шла кругом от обилия радостных мыслей. Я улыбнулась Бэйту, взявшему скрипку, плавно выгнулась, готовясь начать. Хорошо, что Грозовые уже привыкли к моим танцам, и я стеснялась только гостей.
Чувство. Оно вело меня, и оно же смущало. Я знала, что Марк смотрит. Он бы не стал делать вид, что ему всё равно. Какой-никакой, а интерес. Ещё ни один Солнечный не видел Грозового танца, но я забыла обо всем, когда зазвучала музыка.
Прыжки удались на славу. Высоко вверх, и шпагат прямо в воздухе — нет ничего проще, если год за годом совершенствуешь мастерство. И кружиться на носках, чтобы потом упасть, но не разбиться, вскочить, побежать, оттолкнуться от пространства и снова взлететь. И сальто через голову — хоть двойное, хоть тройное. Я не боялась запутаться в платье, зная, что даже ткань подвластна свободной мысли.
Впервые я танцевала для любимого. Каждый год мне мечталось, что Марк увидит этот танец, и вот миг настал. Конечно, я выкладывалась на полную всегда, но сегодня свет даровал мне новые золотые крылья. Хитрый трюк — моя личная янтарная молния — сработал красивее, чем обычно. Одним движением Дэр погасил все свечи, и в темноте осталось только мое собственное сияние. Яркая змейка охватила талию, гибкими ветвями коснулась потолка и стен, повторяя танец. Вихрь светлячков, как всегда прилетевших в дом на праздник, поднялся кругом меня. Маленькие послушные звездочки копошились на ладонях, висели на платье и путались в волосах. Стать молнией и вспыхнуть. Стать ураганом и уносить чувствами прочь. Быть собой.
Музыка зазвучала тревожнее, и остальные девушки присоединились ко мне. Странно вышло, мы почти повторяли платьями цвета радуги, не хватало лишь сочной зелени. Несколько общих движений — ритмичных, абсолютно одинаковых. Почувствовать сердца друг друга и дыхание музыки. Я отступила за их спины и замерла. Теперь каждая представляла свой танец, порой касаясь подруг и снова и снова вплетая несколько
