Долго, впрочем, ожидать не пришлось. Раскланиваясь прямо с порога, в кабинет влетел длинноволосый, очень худой и высокий молодой человек. Яркие цвета его камзола и панталон выбивались как из атмосферы Эрнхейма, так и из атмосферы этого кабинета, давящей своими темно-синими стенами, припорошенными серебром отделки или, скажем, подлокотников, как инеем.
— Светлейший норд, — произнес молодой человек на удивление высоким, певческим голосом. — Вы меня приглашали?
— Да, Рудрек. Я хочу, чтобы вы составили портрет по описанию нэри Селланд.
Рудрек перевел взгляд на меня, будто только что заметил.
— О… портрет, — произнес он. — Но я не взял с собой всего необходимого и помощников. Когда за мной пришли, просто сказали срочно идти к вам и ничего не объяснили. Мне же потребуются…
— Все, что вам потребуется, у меня уже есть. — Хьяртан выдвинул ящик стола и выложил на стол несколько листов бумаги и пенал с грифелем. — В галерею мы его точно вешать не будем, мне просто нужно увидеть это лицо.
Художник, а судя по всему, это был именно придворный портретист, кивнул и опустился в соседнее кресло. Подтянув к себе бумагу и стержни грифеля, которые выдал Снежный, он кивнул мне. Я же на мгновение прикрыла глаза, воскрешая в памяти увиденное, и мы приступили к работе.
По просьбе молодого человека зажгли больше света, и за окном от этого стало совсем темно, а серебро засверкало, согреваясь теплом свечей и магических светящих шаров.
Сначала я говорила, потом Рудрек сделал совсем черновой набросок, а после мы вместе взялись за доработку. Я просила, что сделать резче, что массивнее, не забыла даже отметить, что глаза у него были очень светлые, а брови — выступающие, нависающие над глазами, как плато утесов над морем. Все это время Хьяртан стоял, сцепив руки за спиной и глядя в непроглядную тьму надвигающейся ночи. Серьезный как никогда.
Я же не могла перестать думать о том, что он обращался ко мне на «ты». Впервые — так, как сегодня. Что я никогда еще не была так близка к тому, чтобы узнать о том, что случилось с мамой. И что он сделал для меня столько, что я никогда не смогу его отблагодарить. Но благодарность — это не совсем то, что я испытывала к этому мужчине. Точнее, и ее тоже, вот только мое чувство было гораздо глубже. Как это произошло, как я позволила себе в него провалиться, я не знала. Равно как не знала, что с этим делать, когда мы все-таки расстанемся.
А рано или поздно это случится.
— Вот, нэри Селланд. Посмотрите теперь.
— Еще подбородок. Он более жесткий, и как бы… разделен на две части такой…
— Ямочкой?
— Впадиной.
По-другому я это даже сказать не могла.
Рудрек вернулся к портрету, а я сложила руки на коленях, стараясь не думать о Хьяртане и о предстоящей разлуке. Точнее… о том, что когда-то в жизни не станет его поцелуев. Не станет наших занятий магией. Обещала же себе о таком не думать, и вот!
— Готово! — художник подвинул ко мне лист с портретом.
— Это он!
К счастью, это действительно был он, один в один тот мужчина, которого я рассмотрела в своем видении-воспоминании. Хьяртан шагнул к столу так стремительно, что лист чуть не сдуло порывом воздуха, развернул его к себе, вгляделся… и помрачнел. Он помрачнел, а у меня сердце пропустило удар. Узнал? Или нет?
— Это Эдан Родуэлл, — спустя несколько невыносимо долгих мгновений произнес Снежный. — Эрцгерцог земель близ горной гряды Лоунхэрда. Много лет назад отец запретил ему появляться при дворе.
* * *
Хьяртан-Киллиан Эртхард
Они с Ливией были такими разными и вместе с тем наедине с этой девушкой Хьяртан все чаще замечал, что между ними больше общего, чем даже у него с Бьяртом или Дойнартом. Он мог говорить с ней часами, забывая о времени, обо всем на свете. Мог просто сидеть рядом и вслушиваться в нежный, ласкающих слух голос, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.
Большее удовольствие ему дарили разве что ее поцелуи. Поцелуи, которых с каждым днем хотелось все больше. Хотелось пить ее дыхание, снова и снова, слушая, как музыку, тихие, робкие стоны. Но он не позволял себе забытья, отдаться порыву, хоть сдерживаться рядом с ней было невозможно сложно.
Как бы в самом скором времени не стало просто — невозможно.
Было между ними и иное сходство — оба имели проблемы с памятью. Лив лишили воспоминаний из детства, его, Снежного, всесильного правителя Драэра, — воспоминаний о событиях, что привели к знакомству с Ливией.
Снадобье зельевара вроде и помогало, погружало в еще более глубокий транс, чем тот, в который вчера удалось погрузиться Ливии. Вечерами, оставшись один, Снежный принимал зелье, незаметно возвращаясь в ночь нападения гротхэна, но всякий раз битва заканчивалась его пробуждением на руинах храма, а что было после битвы по-прежнему терялось в вязком, густом тумане тайны. Возвращался в реальность он с ощущением, что не там ищет ответы. Казалось, разгадка близка, нужно просто оглянуться назад и наконец открыть глаза…
— Ваше величество, все готово.
Хьяртан кивнул и обвел отряд внимательным взглядом. Две дюжины лучших воинов Драэра, во главе с ним и Бьяртмаром. На теплый прием эрцгерцога не приходилось надеяться, особенно когда тот узнает, зачем они пожаловали. Поэтому Хьяртан решил подстраховаться. Тем более что на одном из скакунов, нетерпеливо рыхлящим копытами свежий снег, восседала зеленоглазая упрямица.
— Тебе лучше остаться в замке. — Подъехав к девушке, Снежный предпринял очередную попытку ее переубедить. — Вернемся быстро. Допрашивать Родуэлла будут уже здесь, в Эрнхейме. Поэтому…
— Но если мама до сих пор там? — тихо перебила его бунтарка.
Впрочем, на бунтарку она сейчас походила меньше всего. Несмотря на упрямство, читавшееся в плотно сжатых губах, на то, как решительно смотрела ему в глаза, в ее собственных глазах читались надежда и мольба.
— Я должна там побывать. Должна понять… Не могу объяснить, почему, но я чувствую, что мне нужно быть там.
Вполне возможно, Оллина Селланд никогда не появлялась в родовом гнезде Эдана Родуэлла. Неизвестно, зачем он ее забрал, куда отвез, что с ней сделал. Но Хьяртан предпочел промолчать, боясь погасить надежду в прекрасных глазах.
— Хорошо. Но, как уже сказал, от нас ни на шаг.
Ливия улыбнулась:
— Ты мне все утро это повторяешь. Клянусь и обещаю.
— Просто я тебя знаю… — Сдавшись, Хьяртан поравнялся с Бьяртмаром и приказал: — Не спускай с нее глаз. Если кому я и могу доверить Ливию, так только тебе, брат.
— Не спущу и в обиду не дам, — твердо проговорил Снежный.
Дойнарт не пожелал принять участие в аресте Родуэлла, заявив, что дурная девчонка (так он пренебрежительно отзывался о Ливии, чем в иные моменты доводил Хьяртана чуть ли не до бешенства) просто все выдумала. А если и не выдумала, зачем ворошить столь давнее прошлое.
И правда, зачем арестовывать совершившего преступление подонка!
Хьяртан плохо помнил эрцгерцога, столицу тот покинул много лет назад. Но в памяти сохранились обрывки придворных сплетен, и теперь, наведя о Родуэлле справки, его величество пришел к выводу, что эрцгерцог был той еще скотиной. Еще в те далекие времена, когда был молод, как сейчас Хьяртан, он успел похоронить трех жен, одна из которых, поговаривали, сама ушла из жизни, не вынеся брака с чудовищем. Что стало со Снежным после его изгнания из Леверны Хьяртан не знал, но теперь был полон решимости и желания узнать.
— Отправляемся, — велел он и, бросив на Ливию взгляд, стал создавать портал.
Взметнулся снег, завившись блестящей белесой пылью. Зашумел, завертелся, раскрываясь дорогой, ведущей к владениям Родуэлла. Всего несколько мгновений, и вот уже из морозного ясного утра и безмятежных видов Эрнхейма они шагнули под низко нависшие над хребтами гор мрачное небо. Словно огромные пасти гротхэнов сомкнулись тучи над снежными пиками, оплетая сизым маревом каменистые склоны. И точно такой же туман подобно поземке вился, стелился по земле, путаясь под копытами лошадей.
