Хмыкнула, позабавленная такой отличной памятью.
— Еще бы. Ты сказал мне это во сне. Не наяву.
— Тебе снился я, и мы просто разговаривали?
Сосредоточилась, пытаясь припомнить обстоятельства этого сна, но голова тут же затрещала, призывая расслабиться и ни в коем случае не возвращаться к прошлому. Его нет. Главный момент — сейчас.
— А что тебя больше удивляет? — почесала нос о его теплое плечо. — Что ты снился? Или что мы просто разговаривали?
Обхватив мой подбородок, Иоданир заставил заглянуть в его лицо.
— Мия, эти слова вполне мог сказать я реальный.
Застыла, вглядываясь в серые глубокие глаза.
— Это точка Берта, — выдохнула, потрясенная.
Только необратимые последствия ди-эффекта, преодоление показателей Берта способны дать подобные проекции реальности во сне, максимально аутентичные. И сейчас самое разумное — испугаться, оттолкнуть Тэппа и сообщить обо всем своему куратору, кстати, фанату аппликатов (представила, как Лейда, потирая руки, с горящими энтузиазмом глазами спрашивает, здорова ли я, если жалуюсь на столь совершенную связь). Я же, вцепившись парню в шею, спрятала лицо на его груди, словно укрылась от всех бед, нашла свое спасение. Услышала:
— Необязательно. — Утешающе погладил меня по волосам. — Перестань тревожиться еще и об этом. А сон… Сейчас ты его не вспомнишь, я сам хочу его увидеть. И показать тебе свои о тебе.
— Мне кажется, они неприличные. — Скверная попытка пошутить.
Нир тихо рассмеялся.
— Не все. И сегодня повторять их не будем. А потом мы разделим сон на двоих. Никогда так не делал, только видел исследования десятилетней давности. Хочу узнать.
— Меня почему-то беспокоит, что сниму ди-чип, — я поморщилась, пытаясь ухватить какой-то ускользающий образ.
Тэпп погладил меня по голове, помассировал затылок, шепнул в макушку:
— Все будет в порядке, Карамелька. Я проконтролирую. Это новый опыт, я чувствую, он нам обоим понравится.
Открыла разум, отдала тело. Разделить сон, а значит, все ментальные слои и подсознание — следующий логичный шаг. Вполне ожидаемый, верный, вызывающий приятный накат адреналина, но не отторжение. Прежней Артемии Зарянской не останется, ну и слава богам, она была никем.
Когда ди-чип оказался на прикроватной тумбочке, с нетерпением нырнула в горячий поток слияния, пронзивший экстазом, преобразовавший каждую частицу сознания. Бескрайняя вселенная чужих-своих воспоминаний, мыслеобразов, снов, фантазий, надежд, ласкающая и обволакивающая. Терялась в ней, находила себя, уплывая все дальше, дальше…
А потом, очутившись в первоначальной тьме, но не пугающей, а будто родной и понятной, мы с ним начали творить, созидать свое, одно на двоих.
… Проснулась от долгих, чувственных поцелуев в шею. Затемненные окна спальни не давали представления о том, день сейчас или ночь. Сирс показывал, что еще нет пяти утра.
Рука Иоданира скользнула вниз, между моих бедер, ягодицами чувствовала его напряженную вздрогнувшую плоть, сознанием — острое желание, даже настойчивую потребность. Но пока не была готова ко второму разу ни физически, ни морально. Повернувшись на спину, обняла парня за плечи, встретила его жадный рот.
«Еще рано. Мне будет больно», — предупредила, отвечая на поцелуй.
«Хочу тебя, а ты — меня. Мы сейчас едины, поэтому это тоже будет одно на двоих: и боль, и наслаждение. Так даже лучше».
Похоть перехватила дыхание, сладкой мукой скрутила тело, наваждением затмила окружающий мир, нежелание нового вторжения, время, посторонние мысли. Оставила лишь ощущения твердой теплой кожи под моими пальцами, жесткий шелк волос, вкус и напор жгучих требовательных ласк и поцелуев, горячий взгляд светлых глаз, полноту слияния, превращающее простое физическое влечение в вершину эротизма.
Секс во время объединения оказался в тысячи раз острее, возбуждение — ярче и яростнее, а оргазм, приправленный каплей боли, едва не свел обоих с ума. Мои ощущения, желания и ответ проекцией отражались в его, его — в моих. Мы читали, разгадывали и осязали, поглощали друг друга так, как никогда прежде. Вычерпывали друг друга до дна, упивались, захватывали, торжествовали и умирали… Одновременно в физическом и ментальном планах.
Когда все закончилось, я, обессиленная, бурно дышавшая, откинулась на подушки. Повернув голову, наткнулась проясняющимся взглядом на ди-чип, оставленный на тумбочке, и поняла, что ненавижу его.
«Я тоже», — Нир, повернувшись, накрыв меня своим телом, нашел губы, вовлек в новый страстный поцелуй.
Глава 10
Лейда прислала ролик, отвлекая меня от теста по физиологии и анатомии. Нарезка из каких-то релакс-кадров: огоньки свечей, груда ракушек, облизываемая волной, теплый плед и чашка чего-то там с шапкой белоснежной пенки (никогда такого не давали ни в «Пикса три», ни в интернатах), рассыпавшиеся лепестки цветов. Заштампованные образы, от которых едва не стошнило. Набрала ей в сирсе ответ: «Спасибо, очень мило».
— Что это на нее нашло? — пробормотала, скривившись.
— Сообщение от Лейды? — отреагировал Тэпп, тоже отвлекаясь на свой сирс. — Что пишет?
Взглянула в его сосредоточенное лицо, демонстрируемое в окне видеочата.
— Полную хрень. Нир, она знает…
В памяти всплыла разгромленная площадь Трех монументов, тела, широкое лицо блондина перед моим, капли дождя, притягиваемые мной в чужие трахеи, падающие на землю неотмеченные… Тело похолодело и зазудело, захотелось вновь залезть под душ, отмыться.
— Она ничего не может знать. После моего разговора с отцом тогда, все было засекречено. И ты в курсе официальной версии о случившемся с нами, — испытующе посмотрел на меня, вернулся к ленте. — Пересдашь модуль по психологии по жестам-адаптерам. Предупреждал, что у тебя с ними проблемы.
— Пересдам. Теперь пройдет легче, потому что ты их знаешь.
Иоданир усмехнулся.
— И хватит уже смотреть мой табель. У тебя дел других нет? — возмутилась вяло, пытаясь вникнуть в очередное заковыристое задание.
— У меня тренировка, отключусь через четыре минуты. Я потом зайду к тебе. Около девяти.
Соскучился. Так же, как и я.
Снова пиликнул мой сирс. «Артемия, у вас с Иоданиром Тэппом тестовое слияние на предстоящей неделе. Точную дату озвучу позже».
— Мать твою, — выругалась сквозь зубы.
— Что на этот раз Лейде надо? — нахмурился парень. Я перекинула ему сообщение. — Ого. Раньше срока на полмесяца.
— Это плохо?
— Это хорошо. Пройдем первое, через три дня — второе. Потом от нас отстанут. Я добьюсь, чтобы нас контролировали не в «Пикса три». Лейда глубоко залезла в нашу единицу, пора кончать с ее кураторством.
— Нир, я…
Предстоящее объединение для меня — очередная проблема. И то, что оно нечто вроде показательного выступления, — наименьшая заноза в моей заднице…
— Тестовое не будет глубоким. Нас ничто не выдаст, — Смахнув ленту, он засобирался. — Карамелька, мне пора, не напортачь с тестом. Увидимся.
— Да…
Минут через пять, когда отправила выполненный тест в базу, дезактивировала инфопапки и связь с Сетью, ссутулилась, обняла себя руками. Меня потряхивало. Потом, резко встав, отправилась под душ. Нестерпимо хотелось отмыться и подумать.
После тогодня мы еще не сливались. И больше не хотела этого. Осознание иррационального отторжения всегда сопровождалось жгучим, болезненным желанием объединения, практически доводило до истерического смеха.
Слияние — смерть. И оно уже убило меня. До того, как убила я. Как ни копалась в себе, так и не нашла ни жалости к своим жертвам, ни того, что их гибель меня как-то задела. Была задача, я ее выполнила, защищала себя, защищала нас, поступила правильно. Но правильнее было бы умереть, тогда не пришлось бы даже касаться дель-эксинской гадости, неустроенности, этой действительности, вывернутой наизнанку уродливыми внутренностями вверх.
Слияние — жизнь. Без него я глуха, слепа, одинока, пуста, бессильна. Это оружие, которое способно дать свободу и показать путь, его придумали и откатали именно для этого. И мы справимся, выберемся сначала из клетки «Пикса три», потом — из кабалы пресловутого и проклятого долга перед родиной. Вот только… скольких еще нужно убить ради того, чтобы больше никого не убивать и сделать всех довольными, благополучными, превратить реальность во что-то, где захочется жить, а не существовать?
