Габриэлю, отдавшему ее этому чудовищу; и к самому себе, доверившему Габриэлю ее безопасность. Из-за его веры в брата Амелия едва не погибла.
— Теперь ты в безопасности. — От Мики не ускользнула ирония этих слов. Жизнь Амелии сейчас висела на волоске.
Она не ответила, только уставилась в потолок палатки, задыхаясь, с остекленевшими глазами. Она сжимала что-то в правой руке. Кто-то — вероятно, Элиза — снял браслет с кожаного шнурка на ее шее и положил его Амелии в руку.
— Хочешь воды? Еще обезболивающего?
— Нет, спасибо.
Он внимательно наблюдал за ее лицом.
— Все передают тебе привет. Даже Хорн и Селеста.
— Ха, — усмехнулась она. — Я сомневаюсь в этом.
— Финн хотел зайти, но сама понимаешь…
Уголок ее рта дернулся.
— Он не помещается в костюм.
— Именно.
— Сайлас. — Это был не вопрос. По напряженному выражению лица Мика понял, что Амелия не ожидала его прихода, но это все равно ее задевало.
Мика стал судорожно придумывать, что бы такое сказать, способное унять эту боль.
— Сайлас, э-э, работает над одним вопросом, он говорил, что планирует зайти…
— Ты ужасный лжец, Мика.
Он неловко сдвинулся с места, сдерживая очередную вспышку гнева. Сайлас исчез после фиаско с медицинским центром Агенства. Мика почти не видел его за едой, да и тогда он угрюмо сидел в одиночестве за столиком в углу. Мика не сомневался, что Сайлас страдает, горюет по-своему. Но Сайлас не имел права бросать Амелию только потому, что не мог справиться с ее болезнью. Брат был ей нужен.
— Мне очень жаль. Но он должен быть здесь.
Она покорно вздохнула. В конце концов, она знала своего брата лучше, чем кто-либо другой.
— Скажи ему, что я не сержусь, хорошо? Он должен это услышать.
Мика хотел возразить, но как он мог?
— Я передам ему. Обещаю.
— Расскажи мне что-нибудь хорошее, — попросила она через минуту.
— В каком смысле?
— У тебя в голове столько книг. Я всегда хотела их прочитать, но меня захватила музыка. — Она сжала пальцами скрипичный талисман. — Но сейчас я ее не слышу. Ноты как будто исчезают. Так дай мне что-нибудь другое.
— Ладно, — сказал он, подумав. — Ты храбрее, чем думаешь, сильнее, чем считаешь, и умнее, чем тебе кажется. Но самое главное… — На последней фразе Мика замешкался, но все равно продолжил. — Даже если мы расстанемся… я всегда буду с тобой.
Она улыбнулась ему.
— Это великолепно. Какой литературный гигант это сказал?
— Это из Винни-Пуха.
Амелия фыркнула, затем справилась с придушенным смехом.
— Почему я не удивлена?
Мика поборол желание схватить ее за руку.
— Ты можешь поговорить со мной, ты ведь знаешь. — Он хотел сделать что-то, чтобы дать понять, что он всегда рядом с ней. Но Амелия не позволяла ему, даже сейчас, даже когда ей так плохо. Даже когда она умирала. Как бы больно ему ни было, он должен смириться с этим.
— Я твой друг. Ты можешь мне доверять.
Она долго молчала.
— Ты все еще веришь в прощение?
— Да, — подумав, медленно ответил Мика. Когда-то он сразу бы сказал «да». Теперь нет. — Хотя все зависит от ситуации, человека и его мотивов.
— Надо тебе все усложнять, — пробормотала Амелия.
Мика натянуто улыбнулся.
— Я стараюсь.
— Ну, ты даешь отличные советы людям на смертном одре.
Его глаза вспыхнули.
— Амелия, не надо…
Она слабо махнула рукой.
— Это была шутка. Довольно убогая, я думаю.
— Правда неудачная.
— Я никогда не умела шутить…
— Уверен, для дружбы это не обязательное условие.
Она встретилась с ним взглядом и страдальчески наморщила лоб. Ее глаза налились кровью и стали почти пунцовыми.
— А как же Габриэль?
Мика вздрогнул.
— Я не знаю. Это другое. С ним есть… смягчающие обстоятельства.
— Думаю, он — определение смягчающих обстоятельств. — Она отвернулась и кашлянула в белое полотенце для рук.
— Ты в порядке?
Амелия проигнорировала его вопрос.
— Ты когда-нибудь его простишь?
— Я… — Его сердце сжалось. Мысли и чувства по отношению к брату стали слишком темными, запутанными и непонятными. «Только мы. Всегда». Он не хотел думать об этом сейчас. — Я не знаю.
Она снова закашлялась — глубокий, влажный, дребезжащий звук, от которого у Мики зашевелились волоски на затылке. Когда Амелия отняла полотенце от губ, на нем остались брызги крови.
— Амелия…
— Я не хочу об этом говорить. — Она сложила полотенце и положила его на грудь. Если Амелия и увидела кровь, то проигнорировала ее. — Думаю, я бы многое сделала по-другому… если бы у меня был шанс.
— Я тоже.
— Но не все… — Она закрыла глаза, на ее лице отразилась усталость. Она теребила свой шарм на браслете. — Я бы хотела снова играть на скрипке. Хочу услышать ее… — она положила руку на сердце, — здесь.
— Знаю. — Это было несправедливо. Все происходящее вокруг было несправедливо. Мика смотрел, как одна кровавая слеза скатилась по ее щеке. Появилось кровотечение. Начало конца.
Его охватило бессилие. Он хотел бы пообещать хоть что-то, сказать, что защитит ее, избавит от боли. Впрочем, любые слова звучали глупо и нелепо. Многое теряло смысл перед лицом настоящего страдания.
— Я посижу здесь, хорошо? Я никуда не уйду. Я буду с тобой рядом.
Время шло. Он не мог уследить за тикающими минутами, отмечая последние часы жизни Амелии. От этой мысли у него сжималось сердце. Она еще так молода. Слишком талантлива, храбра и красива.
Прошло немало времени, прежде чем Мика увидел, как расслабились нахмуренные брови, а напряжение на лице окончательно растаяло в бессознательном состоянии.
Через некоторое время Элиза вошла и села рядом с ним. Даже сквозь защитный шлем он видел ее боль и усталость.
— Ты хороший мальчик, — тихо сказала она.
Мика не знал, что ответить на это, чтобы не разразиться слезами, поэтому промолчал. Он смотрел на белые стены, пока его зрение не затуманилось, и молился за Амелию до самой ночи.
Казалось, его молитвы отскакивали от потолка палатки и падали обратно на колени, такие же бесполезные, как и он сам. Но ничего другого сделать невозможно, и он все равно молился.
Мика проснулся от криков. Он вскочил на ноги, адреналин хлынул в его вены. На мгновение он не понял, где он и почему находится.
Очки наполовину упали с его лица, и он надел их обратно. Перед глазами мелькали белые тканевые стены, пол, покрытый пластиком, и Амелия, тихо и неподвижно лежащая в своей постели.
Медсестра склонилась над кроватью, пытаясь перевернуть ее на бок. Элиза встала с другой стороны и достала автоинъектор из сумки Амелии на прикроватной тумбочке. Амелия была неестественно жесткой, ее лицо посинело и напоминало маску,
