— Слушаюсь, — вроде бы согласился он, но заворочался и спросил. — Ника, мне доложили, что ты просила обезболивающие у Ирвина. Что-то серьезное — и ты решила скрыть это от меня?
— Нет.
— Тогда — что?
Я скривилась:
— У меня женские недомогания, мне больно, я ненавижу весь мир. Не могу согреться. Достаточно?
— Меня ты тоже ненавидишь?
— Тебя в первую очередь, — согласно кивнула я.
— А меня-то за что?
— Поясняю. У меня женские недомогания, — повторила я.
Через какое-то время я поняла, что ничего не происходит. Я по-прежнему лежала спиной к Ричарду, а он… Почему-то только сопел. Обиженно. Таких звуков в исполнении командующего Тигверда мне еще слышать не приходилось, поэтому стало дико интересно — а что, собственно, происходит?
Я развернулась к нему. И вопросительно посмотрела. А потом еще и спросила:
— И что?
— Я был уверен…Я был просто уверен. Раз я пошел на поводу у твоих желаний. И… Почему?
И он требовательно уставился мне в глаза.
Я погладила его по щеке.
— Колючий, — улыбнулась я. — И пыхтишь, как еж.
— Кто? — как-то не оценил перевода темы Ричард.
— Могучий, боевой и очень непонятный. Еж.
Ричард закрыл глаза. Обнял меня, прижал к себе, словно боялся, что я убегу и забаррикадируюсь. Прижался щекой к моему виску и тихо проговорил:
— Я был уверен, что не сегодня — так завтра, ты сообщишь мне, что ждешь ребенка.
— Даже так?..
— Ты злишься?
— Значит, пошел на поводу у моих желаний… — протянула я.
— И у своих тоже, — по-прежнему тихо проговорил он. И я вдруг поняла, как он вымотан. Насколько он устал. И император говорил о том, что Ричарда ранили.
— Спасибо за то, что перевел мальчишек во дворец, — погладила я его по щеке.
— Швангау сказал, что они хотят победить дассаров, — улыбнулся Ричард.
— И за кинжал, который ты дал Рэму, спасибо.
— Догадались… Это один из нескольких артефактов рода Рэ. На самом деле символизируют то, что мужчина принят в род. И позволяют противостоять самой страшной угрозе этого мира. Не дают дассарам забрать твою магию и обратить ее против тебя.
Я поцеловала его. И вдруг, смутившись, спросила:
— Тебя хоть кормили сегодня?
— Шутишь? Во-первых, у военных обед по расписанию. И Джон в боевых условиях… Он организует все четче и быстрее, чем в поместье. Не пирожки и блинчики, конечно…
Я усмехнулась, вспомнив его личного слугу. Да уж, если господин Адерли присматривает за милордом, то беспокоиться действительно не о чем. Я потерлась щекой о его щеку. И спросила:
— А во-вторых?
— Твое обращение с требованием найти всех нас и накормить. Отец смеялся — «распоряжения миледи Вероники исполняются быстрее и четче, чем мои собственные». Ты не представляешь, какой был переполох.
— Так ты не голодный?
Ричард ничего не ответил, только улыбался.
— Джоконд, — проворчала я.
— Кто это?
— Символ загадочной улыбки.
— И почему мне кажется, что мне только что сказали какую-то гадость?
— Даже не знаю, с чего ты так решил.
Спустя еще мгновение я поняла, что он дремлет. У меня к нему была масса вопросов. Но будить его было жалко. Поэтому я легонько погладила его по щеке — он потянулся к моей руке и уткнулся в нее губами — и легла, подбираясь к его большому и теплому телу поближе.
— А почему ты какие-нибудь теплые носки не наденешь, раз мерзнешь? — Ричард подтянул меня поближе.
— У меня их во дворце нет, а купить… Меня же никуда не выпускают.
— Что-нибудь придумаем, — ответил он — и в ту же секунду уже спал. А может, и не просыпался во время всего нашего разговора — кто знает.
Я улыбнулась — и угнездилась рядом. Прижала ледяные ноги и руки к нему, как к печке. И сладко заснула.
Когда я проснулась, Ричард нежно касался губами моей щеки. Он был одет и явно собирался уходить. Я покосилась на окна — едва-едва начинало светать.
— Прости, не удержался, — тихонько рассмеялся он.
— Сколько времени?
— Очень рано.
— Тебе пора?
— Да, любимая.
— Ты с этими нервотрепками и не поспал совсем.
— Я тебя люблю.
Когда он это произносил на его лице — обычно очень и очень сдержанном, появлялась целая гамма чувств. Радость, нежность… И какое-то умиротворение, словно его переставало что-то грызть глубоко изнутри.
— И я тебя… — прижалась я к нему.
— Мальчишек я заберу. Пускай займутся чем-нибудь полезным вместе с сокурсниками.
— Но Рэм еще слаб.
— Слушай, никто не будет настаивать на том, чтобы он преодолевал полосу препятствия в первый же день, — усмехнулся командующий. — Но занять его чем-то надо. Это поможет ему спастись от дурных мыслей.
— А герцогиня?..
— Ничего не известно, — помрачнел Ричард. — Мы искали ее. Не нашли. Ни живой. Ни мертвой.
— Слушай, я вот подумала… Это же наемники?
— Точно.
— А кто им платил? Кто все это затеял?
— Тебе рассказывали о нападении дассаров на наш мир?
— Нет. Но я подслушивала, — смутилась я. — Мальчишки говорили. Только я не поняла, чем они были так опасны?
— Они блокируют магию, забирая энергию себе. Как тебе объяснить… Дассары — как артефакты. Забирают себе магию и пользуются ей. Вот только время использования ограничено. Если на бой с ними вышли маги — перевес моментально на их стороне.
— Значит, против них нужны войска не-магов?
— Теоретически — да. Но проблема в том, что дассары — машина для убийства. Они очень сильны и невероятно многочисленны. Их очень много. И сейчас это не просто воины — дасы и сары. За эти пять сотен лет у них появились касты. Мы столкнулись с тем, что высшая каста их магов чем-то обладает. В основном — артефактами, которые они, скорее всего, у кого-то захватили. Остальная управляемая ими масса по-прежнему не очень умная. Но очень и очень сильная. Воины.
— А чего они хотят?
— Земли, миры. Их очень много, им негде жить.
— Понятно. Демографический кризис…
— Что?
— Да так, ничего…Значит, в прошлый раз они попытались завоевать земли. А сейчас?
— А сейчас у нас — вторая попытка завоевания. Наверное, с той же самой целью. Но сейчас они действуют далеко не столь прямолинейно. Ими явно кто-то руководит. Этот артефакт-ловушка…У дассаров не могло появиться магии такого уровня. Даже за пятьсот лет.
— Какой артефакт?
— Мы нашли четыре артефакта-ловушки, не дающие нам войти в типографию.
В черных глазах любимого замелькало пламя. Ричард сжал кулаки, а я вспомнила про огонь, и только сейчас осознала, что же он пережил тогда. Он видел, как здание пожирало пламя, и ничего не мог сделать!
