— Нравится? — с улыбкой спросил он.
— Очень! — горячо ответила я. — Знаешь, я давно обратила внимание, что все вещи у вас здесь очень… правильные. Мне, если честно, всегда не хватало этого на Земле, там как-то иначе все устроено, и почти любая вещь требует компромисса. Одежда всегда чуть-чуть не из того материала, слегка не того фасона или цвета. У мебели, как ни подбирай, всегда найдется изъян. И очень редко создаются вещи, которые сделаны… навсегда. Большинство вещей как будто немножко временные, одноразовые, даже те, которые не должны быть такими. Но не будешь же делать каждую мелочь под себя, это сколько ремесел придется освоить, жизни не хватит. Хотя я подумывала начать шить, если честно — особенно меня бесила одежда. А здесь даже она меня совсем не напрягает. Ну, — я злопамятно прищурилась, — та, что я сама себе выбираю.
— Я понимаю тебя, Сашша. — Гаррет погладил стул кончиком пальца, и мне показалось, что спинка чуть-чуть прогнулась под его пальцем, как ласковый ленивый кот. Ощущение живого усилилось, еще чуть-чуть — и стул мурлыкнет в ответ.
Я подпрыгнула.
— Гаррет, что это — магия?
Гаррет, а вслед за ним и Шорр снова расхохотались, чуть погодя и мы с Маруськой тоже засмеялись, настолько легко и радостно звучал в этой зале смех. Так, словно мы жили здесь вместе и дружно долгие годы, и некуда было спешить, не о чем беспокоиться.
— О нет, моя несса, никакой магии, только мастерство и время. — Гаррет покачал головой. — Но как ты чувствительна к настоящему… Эту мебель ньес Ласс эрр Рралл, которого ты имела честь сегодня видеть, сделал пару тысяч лет назад для своей алайи, нессы Ллиры, с которой ты теперь тоже знакома. Они тогда еще время от времени принимали человеческий облик. Драконы с возрастом теряют эту способность, где-то после семи-восьми тысяч лет.
— Сколько же им? — изумленно спросила Маруська.
— Почти десять тысяч лет, — вступил в разговор Шорр. — Не сомневаюсь, нессы, вы почувствовали это, когда стояли рядом с ними. От них веет чем-то таким, что просто мурашки по коже, каждый раз меня охватывает трепет!
— Мне тоже почудилось что-то такое, будто они — соль земли, и на них держится этот мир, — нерешительно сказала Маруська.
И Гаррет ответил:
— Так и есть, юная несса, так и есть. Соль и суть этого мира — это магия, а магия — это драконы. За свою долгую жизнь эрр Рраллы срослись с Тассином накрепко…
Мы потрясенно и благоговейно помолчали. Потом Гаррет лукаво прищурился, взглянув на меня:
— Что касается мебели… Догадаешься, в чем тут дело? Никакой магии! Подсказка: на Земле, хоть и крайне редко, тоже встречаются подобные вещи. Некоторые из них ухитряются пережить свой срок на долгие столетия. Что есть в них, чего нет в других похожих предметах?
Я помедлила, а потом неуверенно произнесла:
— Мне кажется, что они живые, и в них есть какая-то душа.
— Браво, моя несса! Именно — живые вещи. И в них — часть души их создателя. И чем тщательнее первоначальный замысел, чем строже к себе автор при создании такой вещи, чем глубже он способен проникнуть в ее суть на каждом шаге созидания, тем прекраснее и завершеннее эта вещь, тем больше будет удовольствие от ее использования. И тем дольше она проживет. Это верно для творений слабых человеческих рук на Земле, а то, что ты видишь сейчас, создано зрелым драконом. Это практически квинтэссенция верного подхода к созданию вещей. Из представителей других рас к этой стороне бытия оказались неравнодушны гномы. Поэтому вещи гномьего производства так ценятся, почти вся мебель в Резиденции Тесса — с Дваллиты, материка гномов. А одежду и обувь, что ты носишь, шьют лепреконы, они с гномами в очень близком родстве.
Мы просидели за столом еще почти два часа. Неспешно ковырялись в тарелках со всякими вкусностями, слушали рассказы Маруськи и Шорра о путешествии. У меня, конечно, разгорелись глаза, до чего интересные места, оказывается, попадались на Тессе. Поев, дети улетели — Шорр обернулся драконом чудесного золотисто-кофейного цвета с глазами цвета старого золота, а Маруська на его спине смотрелась светлой сказочной феей. Мы же оставались в замке до утра, спешить было некуда.
Гаррет показал мне, откуда здесь открывается самый сногсшибательный вид на закатное солнце, и мы устроились на парапете башни над водопадом. Мой алайя обожал восходы и закаты и всегда знал, откуда лучшего всего их наблюдать, это я уже заметила.
Облако водяной пыли поднималось почти к самым нашим ступням. Я думала, что мы не сможем говорить из-за грохота воды, но шум был едва слышным.
— Магия, — пояснил Гаррет в ответ на мое удивление, — и сырости здесь нет тоже поэтому. Иначе все бы покрылось плесенью. Ну, спрашивай, я же вижу, ты подпрыгиваешь, — улыбнулся он. — Только сразу предупреждаю: смысла большей части слов эрр Рраллов я не понял.
— А это были пророчества? — Меня распирало от любопытства. — Это такое качество именно этих драконов или все так могут? Как оно работает? Почему ты не спросил их про убийцу Шша? Что значит, что судьба будет тебя вести? Почему они сказали, что им тесно?
— Тише, тише! — Гаррет покачал головой. — О Демиурги, как вы смогли запихать в такого мелкого воробушка такой запредельный объем любопытства? И под каким же давлением оно должно находиться там, внутри, боюсь себе даже представить!
— Гаррет, — укоризненно начала я, — хватит уже меня шпынять!
— Что ты, моя несравненная несса, — дракон тепло улыбнулся и притянул меня к себе, — разве я могу тебя, как ты говоришь, «шпынять»? Я неустанно восхищаюсь тобой, клянусь! Итак, в строгом значении этого слова это не совсем…
В строгом значении этого слова высказывания эрр Рраллов не были пророчествами. Это было их ощущение от реальности, с которой они за десять тысяч лет плотно переплелись своей магией. Десять тысяч лет! Они уже были и путешествовали по этому миру, когда на Земле только закончился ледниковый период, а в Междуречье зарождались первые цивилизации. Они впитывали в себя магию этого мира, а их магия, их мысли, слова и дела вплетались во все происходящее на Тассине долгие тысячи лет. И теперь они чувствовали взаимосвязи этого мира — тончайшие хрупкие цепочки причин и следствий, жизни и смерти существ — прошлые, настоящие и будущие. Их драконье сознание простиралось в мире, оно и было миром, а мир был ими. От попытки просто представить, как такое возможно, у меня закружилась голова. Так бывает, если долго и напряженно вглядываться в звездное небо, пытаясь представить себе размер Вселенной…
Наш разговор с эрр Рраллами был, оказывается, феноменально длинным, подробным и вразумительным. Поскольку любое их слово порождало волну возмущений, запускало своеобразные помехи в картину мира, последние годы они почти не говорили ни с кем. Собственно, по этой причине они в свое время не назвали Гаррету убийцу Шша.
