рука, широкая, мозолистая и такая теплая, обхватила ее под материалом. — Ты уверена в этом?
Его губы снова коснулись ее, дразня, когда ее губы раздвинулись, беспомощный стон сорвался с них.
— Мне больно от необходимости целовать тебя. Сгораю от желания, — прорычал он, отпустив защелку на ее юбке, опустил молнию и позволил материалу упасть к ее ногам. — Я сгораю от любви к тебе, Кэт.
Через секунду ее топ и рубашка последовали за юбкой, оставив ее одетой только лишь в кружевной белый лифчик и соответствующие трусики, которые едва покрывали плоть.
Она была беспомощна. Она не могла бороться с ним, не могла бороться с необходимостью, голодом или эмоциями к нему, которые были так запутаны в боли предательства.
Как она должна защищаться от мужчины, который защищал ее, заботился о ее безопасности в детстве и стал фантазией, которая преследовала ее повзрослев? Как она должна защищать себя от мужчины, который так или иначе является любовью всей ее жизни?
— Гидеон, — прошептала она, ее голос ломался, когда его тело крепко и плотно прижималось к ее собственному.
— Нет, Кэт, — прорычал он, звуча опасно, предупреждающе. — Как меня зовут? Произнеси мое имя.
— Сейчас или когда ты в здравом уме? — прошептала она в его широкую, мускулистую, теплую, обнаженную грудь.
Все, что на нем было надето — коричневые штаны, которые носили Породы Ривера, с соответствующей рубашкой, в качестве униформы.
Ее ногти впились в его пальцы, когда он продолжил удерживать ее у стены, затем, уставившись на него, она поддавалась потоку дикой, адреналиновой генетики, растущей внутри нее.
Кэт также была дикой, но совсем другим способом. Она контролировала дикие импульсы, она контролировала то, что показывала, и силу, которой питалась. ДНК базового животного, которое проникло в нее, обеспечило ее выживание и пометила ее как одну из наименее предсказуемых Пород, тигра, с каждым днем становилась все сильнее.
Слишком долго Кэт была вынуждена скрывать, кем была. Сначала, ей нужно было спать, прятаться, помнить, что, кроме нее, были и другие, которым грозила опасность, если бы она позволила себе проснуться. Затем ей снова пришлось притвориться, чтобы все, даже Рэймонд и Мария, поверили, что она Клэр.
Ей не нужно было притворяться с Грэмом. Она не должна была подчиняться, она отказалась подчиниться.
Почему она должна подчиняться ему или похоронить доверие, которое создала за последние тринадцать лет, спросила она себя, когда дикое осознание, эта дикая сила наполнила ее.
Грэм создал то, чем она стала. Он работал с ведущим ученым, он диктовал генетическую печать, заложенную в ней.
Теперь он мог с этим справиться.
Она никогда не будет стоять за ним, она будет стоять рядом с ним. И он может владеть ее сексуальной потребностью, но и она будет владеть его. И она чертовски уверена, что ни одна другая женщина не сможет этого потребовать.
Никто другой не имеет права прикасаться к нему, принадлежать ему, кроме нее.
Ее резцы удлинились. Она могла чувствовать их сверху и снизу, подталкивая их к естественной длине. Потребность укусить, чтобы отметить его, росла внутри нее. Прокусить твердый столб его шеи, слизать любой вред, который мог оставить укус.
Чувственность и ее возникающая сексуальность пронеслись сквозь нее. Необходимость бороться с тем, кем она была, чем она была, не было здесь. Здесь Кэт может быть женщиной, которую была вынуждена скрывать, Породой, которую была вынуждена отрицать.
Не было никакой борьбы, какой бы ни была связь между жаром, усилившимся в ней; она знала это на таком глубоком, таком диком уровне, что даже не пыталась с этим бороться. Так же, как не было борьбы с голодом, который только усиливался с каждым днем.
Ей не нужно было доверять ему, чтобы владеть им. Брачная лихорадка шла обоими путями. Грэм может владеть ее телом, но она будет владеть и его телом. Доверие не требовалось.
Этот тигр принадлежит ей.
На этот раз, звук, который вырвался из ее горла, не был беспомощным желанием. Тигрица пробудилась. Решительная, жесткая, она пометит эту Породу как свою, так же как он отметил ее.
Это самое главное.
• ГЛАВА 13 •
Ааа, вот она, тигрица, которую она скрывала, держала взаперти так глубоко, так плотно, что даже ее запах часто было невозможно обнаружить.
Эта дикая, совершенная тигрица, ради защиты которой, ожило чудовище.
Рычание, сорвавшееся с ее губ, было чувственно смелым, во взгляде ее опьяняющих золотистых глаз был заметен вызов, который он намеревался принять. И прямо там, вдоль ее лица, две темные отметины прямо под кожей, темные с золотистым оттенком. Они были не черными, как у него, а с богатым бенгальским золотом, сияющими диким обещанием.
Их вид возбудил его еще сильнее, и эротический голод достиг его уже натянутых яиц.
— Как прекрасна, — его голос был глубже, чем ему нравилось, свидетельство того, что его собственные животные инстинкты выходили из-под контроля.
Подняв руку, он погладил подушечкой большого пальца тонкую полоску.
Она была абсолютно идеальной, но он всегда знал, что она будет.
— Поцелуй меня или убей, но сделай одно или другое немедленно, — заявила она ему, ее взгляд отражал вызов, слышимый в ее голосе. — Ты тратишь мое время.
Тратит ее время, да ну?
Он предупредил ее, что случится, если он осмелится поцеловать ее. Там не будет пути назад.
— Прелюдия? — притянул он.
