пройти мимо яблок и двух служанок.
Замедлив шаги, посмотрела на них.
– Будьте осторожны с молитвами. Какой-нибудь бог или Первозданный запросто может ответить.
Одна из них уронила овощечистку.
– Девчонка! – крикнул Орлано.
Подмигнув им, я поспешила убраться с кухни, пока Орлано меня не вышвырнул. Мое хорошее настроение сохранялось до тех пор, пока я не вышла на раннее утреннее солнце и не заметила суету у конюшен.
Проклятье.
Знать, живущая за пределами Карсодонии, уже начала прибывать на Ритуал, двор заполнили экипажи с родовыми гербами. Последнее, что нужно короне, – так это кормить знатные семьи, у которых нет проблем с тем, чтобы обеспечить себя самим.
Народу это не понравится.
Вся еда, которая будет приготовлена в следующие несколько дней, могла пойти тем, кто в ней нуждается. Но в таком случае корона не смогла бы поддержать видимость стабильности – королевство трещало по швам и разрушалось. И никакие модные платья или изысканные пиры не могли это скрыть.
* * *
Я поднималась на пыльный холм. Мешок с яблоками и картошкой казался тяжелым, хотя был заполнен наполовину. От недосыпа каждый шаг ощущался как двадцать, но, несмотря ни на что, я улыбалась. Раскидистые дубы вдоль грунтовой дороги заслоняли яркий свет утреннего солнца.
Прошлая ночь казалась нереальной, лихорадочным сном. В сон поверить было проще, чем в то, что я провела несколько часов у озера, беседуя с богом из Страны теней. И он прикасался ко мне. Доставлял удовольствие.
Когда взобралась наверх, лоб покрылся испариной. Я ниже натянула капюшон, чтобы прикрыть лицо от солнца. Эш. Внизу живота растеклось тепло. Мысли о его поцелуях, его прикосновениях не помогали охладить мою разгоряченную кожу, но уж лучше сосредоточиться на них, чем на разрушении королевства или на множестве других вещей, которые я не способна изменить. Думая о которых я чувствую себя никчемной и виноватой. Но те поцелуи, то, как он прикасался ко мне и что говорил? Это возбуждало меня, заставляло чувствовать себя распутной и сводило с ума. Но не вызывало и намека на сожаление. Я испытала огромное наслаждение и неожиданно заполучила множество воспоминаний, которые останутся со мной надолго.
Но к ним подмешивалась и печаль, потому что все закончилось. И я знала, что с каждым днем воспоминания будут терять свою живость и четкость. Превратятся в потускневший сон. Но не позволяла печали одержать верх. Иначе она испортит все хорошее, что принесла мне та ночь, а хорошего у меня и так мало.
Ко мне продолжали возвращаться слова Эша: у него не так много опыта в том, что касается разврата. Неужели он намекал, что у него мало или вообще нет опыта в интимных отношениях? Это казалось невозможным. Он бог, проживший, наверное, несколько сотен лет. И он слишком хорош в поцелуях и касаниях для того, кто не имеет опыта. Но…
Он просил показать, чего я хочу – что мне нравится. И я показала.
Имеет ли значение, если у меня было больше партнеров, чем у него? Если у него вообще никого не было? Нет. Меня просто обуревало любопытство – узнать о его прошлом и о том, что он делает, когда не охотится на богов и не присматривает за мной. Неужели он никогда не встречал девушку, которая бы его привлекла? По крайней мере настолько, чтобы быть с ней. К которой он испытывал бы вожделение или даже влюбился? И если так, то как я могу быть первой? Должны быть другие, которые… во всем меня превосходят. Любая богиня.
За исключением Крессы.
Мысли об Эше быстро отошли на задний план, когда на меня хлынули солнечные лучи и я увидела то, что меня ожидало.
Гниль распространилась.
Замедлив шаги, оглядела деревья справа, и у меня упало сердце. Когда-то ветви жакаранды были усыпаны фиолетовыми трубкообразными цветами. Теперь пожухшие бутоны усеивали землю. На голых ветках угадывалась серость Гнили, покрывающая ветви и стволы, словно мох.
Фермеры старались делать то, что, как они верили, делал король Родерик. Они днями и ночами, неделями и месяцами копали и скребли, но Гниль въедалась глубоко. А под ней находилась твердая каменистая почва, лишенная необходимых растениям питательных веществ.
Я уставилась на Гниль, и мою грудь заполнил холод. Определенно, она стала распространяться быстрее. Даже если Первозданный Смерти придет за мной, не уверена, что успею заставить его влюбиться.
Ласания не могла ждать годами.
Я подошла и, отодвинув носком сапога мертвый цветок, увидела то, что и ожидала. Почва разрушилась, посерев.
– Боги, – прошептала я, глядя на землю.
Сделала вдох. И замерла, когда ощутила запах Гнили. Неприятный запах. Он напоминал…
Гнилую сирень.
Так пахли охотники. Этот же запах наполнил воздух перед тем, как Андреа Джоанис села – мертвая, но способная двигаться.
Это не было игрой моего воображения. Гниль пахла точно так же.
Я оглянулась на город. Сквозь деревья мрачно блестел на солнце Теневой храм. Ближе к центру ярко сиял Солнечный храм. На них почти больно было смотреть. Дальше на высоком холме стоял замок Вэйфейр, а за его башнями цвета слоновой кости мерцало темно-синее море Страуд. Скоро ли Гниль доберется до ферм, мимо которых я прошла, и города, лежащего за ними? Что будет, если она дойдет до Темных Вязов, а потом до моря?
* * *
Подойдя к ферме Мэсси, за каменным домом и опустевшей конюшней я увидела лишь небольшой клочок неиспорченной земли. Серость Гнили опасно близко подкралась к кочанам капусты, которую еще рано собирать.
Прижимая мешок к груди, я подавила желание убежать, оказаться как можно дальше от подступающей катастрофы. Хотя это бессмысленно. Там, куда я иду, гораздо хуже.
Скрип дверных петель привлек мое внимание. Вышла госпожа Мэсси с плетеной корзиной. Заметив меня, она помахала рукой.
Переложив мешок, я помахала в ответ, чувствуя укол вины. Госпожа Мэсси понятия не имеет, что я могла остановить разорение ее фермы. Если бы она знала, вряд ли вышла меня приветствовать. Наверное, попыталась бы ударить меня по голове этой корзиной.
– Доброе утро, – сказала я.
– Доброе.
Она спустилась на потрескавшуюся мощеную дорожку. Ее штаны на коленях были испачканы землей – значит, она работала на том участке, что еще остался от фермы, а господин Мэсси, скорее всего, уехал в город. Такие люди, как они, часто встают раньше, а ложатся спать позже всех.
Тавиус часто называл их низшим классом. Только человек, совершенно не годящийся в правители, мог думать так о главной опоре королевства, но наследник… в общем, он просто засранец. Тавиус выказывал мало
