блестели во тьме. Они отражали лунный свет, седой дорожкой лившийся из распахнутого настежь окна в парк. Свежий летний воздух приятно пах ночными цветами и зеленью, очаровывая своим изысканным букетом и стрекотом сверчков, успокаивающим не хуже ласковой колыбельной матери.
— Сложности? Вы о чем?
Растерянно спросила девушка и ближе прижала к себе сверток.
Маркус смущенно улыбнулся и пожал плечами.
— Да так… сущие пустяки. Они с чего-то решили, что вы… слишком холодно относитесь к ребенку. Но я же вижу, что все прекрасно. Отдыхайте, мадам. И простите за вторжение.
Вирея растерянно кивнула ему и уже когда мужчина повернулся к ней спиной, тихо пробормотала себе под нос.
— Они наверно о той девочке… понятия не имею зачем ее мне принесли.
Маркус замер на месте и резко обернулся к ней.
— Простите, мадам? О какой девочке речь?
Вирея ответила ему не оборачиваясь, продолжая убаюкивать сверток в своих руках.
— О той, которую принесли ко мне утром. Они зачем-то сказали, что это моя дочь… но я-то знаю, что моя доченька умерла… а тугие локоны — шелк. Спи цветочек мой, сохраню покой, мама рядом…
Маркус не подошел к ней, а буквально подлетел и, не испросив разрешения у матери, вырвал из ее рук сверток, который она так нежно баюкала… и он в тот же миг распался в его руках ворохом детских одеял и пеленок, оставив после себя пустоту.
Вирея отчаянно вскрикнула и, схватив себя за волосы начала раскачиваться из стороны в сторону еще быстрее, что-то нечленораздельное нашептывая себе под нос.
Мужчина схватил ее за руки и опустился возле Виреи на колени, чтобы заставить ту посмотреть себе в глаза.
— Где девочка? — Спросил он строго, едва ли не пар пуская из ноздрей от гнева. — Где, черт возьми, ребенок?!
— Там… там… там…
— Где?!
Рявкнул Маркус, тряхнув ее совсем без жалости и женщина тихо заскулила от боли.
— Я отнесла ее туда, откуда они ее взяли. Туда, откуда берут всех подкидышей. В сад, к эльфам и феям… может быть, они заберут ее обратно и вернут мне мою малышку? Мою маленькую Тамилу?
Губы Виреи дрожали, а глаза блестели от слез, когда она произнесла это, глядя разъяренному Маркусу в глаза. Он же зарычал и с отвращением отбросил ее от себя, заставив завалиться на смятую постель и сжаться в тугой комок.
Девочку нашли. Ближе к утру, когда малышка окончательно выбилась из сил от голода и холода, и уже почти не кричала, а болезненно хрипела. Вирея унесла ее далеко от парка, где ее искали Маркус и слуги — маленькую Тамилу нашли гуще леса, сразу на ним, в густом подлеске из папоротников. Большие вековые деревья хорошо поглощали все звуки и если бы не старый, уже ушедший от дел ловчий, который выгуливал там по утру своего любимого спаниеля, все могло закончится страшной трагедией.
Искусанную комарами и муравьями Тамилу сразу же доставили лекарю и с тех пор больше уже никогда не оставляли с матерью наедине. Малышке наняли двух нянек и кормилицу, которые не отходили от нее днем и ночью, а все попытки убедить Вирею приглядеться к дочери, узнать ее, очень быстро сошли на нет.
Женщина не проявляла к ней никаких чувств. Совсем никаких, ни хороших, ни злых. Смотрела на нее, как на вещь и только снова и снова повторяла что-то вроде:
— Красивая девочка. Наверно, они были бы похожи с моей Тамилой, если бы она не умерла… Если бы моя Тамила не умерла, они могли бы играть вместе… Так странно, почему вы все время приносите мне этого ребенка? Разве ее мама не против, чтобы ее дочь держала на руках чужая женщина? Я бы никому не отдала свою Тамилу, если бы та была жива…
Все эти ее слова ужасно выводили из себя Маркуса, потому встречи матери и ребенка взяла на себя Ирма. А когда ее муж перестал справляться об успехах таких встреч и вовсе свела их на нет, позволив несчастной Верее полностью погрузиться в горе.
Эра Черного Дракона
Год 554, месяц Рыси
В прошлом…
Вирея Келеспи почти все дни напролет проводила в своей комнате, глядя в окно. Она молчала, никогда не заговаривала первой и ничем не интересовалась, всегда сводя все темы разговоров к своей умершей дочери и иногда, совсем редко, к мужу. В конце концов с ней перестали разговаривать даже слуги, продолжая механически выполнять при ней свои обязанности — накормить, умыть, переодеть и застелить или расстелить постель. Но, кажется что Вереею это нисколько не волновало. С тех пор, как пришла в себя, она словно обитала в своем мире, не покидая его ни на мгновение…
Пока однажды, четыре года спустя, к ней не забрела маленькая темноволосая девочка с большими, кристально-яркими серыми глазами.
Она толкнула дверь своей маленькой ладошкой и, приложив немало усилий, наконец открыла ее. В который раз сбежав от нянек, которые совершенно не справлялись с шустрой подопечной, хоть и было их приставлено к ней уже пятеро, малышка прошмыгнула в незнакомую ей комнату и, толкнул дверь обратно, поспешила спрятаться под большой кроватью с бархатным балдахином.
Она просто не заметила очень худую женщину в черном вдовьем платье, сидевшую на самом краю кровати, невидящим взглядом уставившись в окно. А вот та ее заметила… хоть и никак не подала виду, когда в ее покои вбежали две запыхавшиеся служанки, которые, спустя рукава осмотрели комнату “сумасшедшей мадам”, как они ее называли, и побежали дальше.
— Можешь вылезать. Они ушли.
Бесцветно сказала женщина, впервые за долгое время отвернувшись от окна, не потому что пора было обедать или ложиться спать.
Маленькая бойкая девчонка в коротком бархатном платьице, со спущенным чулком на одной ноге, кряхтя выбралась из-под кровати, вытащив за с собой на волосах клок пыльной паутины и даже парочку засохших на ней мух.
Едва заметно нахмурившись, Вирея вдруг поднялась с места ей на встречу и поспешила помочь ребенку привести себя в порядок.
— Ну, вот. Так-то лучше будет. Думаешь, твоей маме понравилось бы, предстань ты перед ней в таком растрепанном виде?
— Не знаю. Я ее никогда не видела.
Девочка фыркнула, утерев нос кулачком, от чего под ним остался жирный серый след от пыли. Вирея недовольно всплеснула руками и, выудив из-под корсажа платок, поспешила устранить непорядок.
— Как тебя зовут? — Спросила она.
— Тамила. — Ответила девочка. — Тамила Келеспи, мадам. А вас?
Женщина вздрогнула, услышав это имя, но ничего не сказала ей.
