вслед за рукой Люцифера отходит немного назад, как маятник, а потом с космической силой летит в Бальтазара.
И потом еще боль. Она прожигает грудь насквозь, она вползает в мое тело, ломая и калеча его.
И мысль «Я успела». А потом снова боль, все сильнее и сильнее. Нужно открыть глаза, нужно собраться с силами.
И еще Бальтазар… Нет, мой Себастиан. Он склоняется надо мной, он говорит мне что-то. Странно, но я его не слышу. Я только улыбаюсь ему. Губы не повинуются, но надо. Очень надо сказать.
И они все. Лоран, Люцифер, Легион. Они тоже смотрят на меня. И в их, многое повидавших и уставших глазах, такая тоска.
И снова Себастиан. Я должна ему сказать, немного бы сил:
– Себастиан, – не голос – шепот,
Я вижу как состарило его горе, как на лице появились морщины и потухли глаза.
– Спа…сибо тебе….
– За что, о чем ты?
– За эти слезы, мне больше не нужно ничего.
Он рассеянно проводит рукой по лицу. Слеза блестит жемчужиной на его ладони.
– Не умирай, Кристина, – шепчет он, – я во всем виноват, не умирай, прошу тебя. Не нужно.
– Люблю те…
И снова боль, она все сильнее и оглушительнее. Она накатывает на меня как волны прибоя. И все становятся дальше и я хочу взять Себастиана за руку. Не могу. Его руки больше нет рядом.
И тишина…………………………….
В смерти, в настоящей смерти одно одиночество и пустота. Ты плывешь по ее волнам, скользишь по ним, и чем сильнее ты отдаешься им, тем меньше ты чувствуешь себя. Эти волны крадут тебя у себя самого. И ничего, кроме них больше нет. Смерть души – это конец. В смерти много одиночества. И, наверное, еще покоя. Хотя это и не важно.
Эпилог.
Как странно! Почему я все еще чувствую. Почему снова боль, она ведь ушла, она ведь должна была уйти. Почему ее снова так много. Она такая страшная. Она ползает по телу, перекидываясь с одного места на другое, обдавая меня своим смердящим дыханием. Так ужасно, когда ты не можешь от нее спрятаться, не можешь укрыться. Где бы ты ни был, она настигает тебя и с новой силой накидывается, душит, давит, ломает. От нее нет спасения. От такой боли нет лекарства.
А потом она сосредотачивается отдельно на руке, той что я совсем недавно перетягивала куском платья, она гнездиться в голове, она обдает жарким пожирающим пламенем спину, и хочется перевернуться на живот, избавиться от огня которым полыхаешь, но сил нет. Ты не можешь ничего с ней сделать, просто лежишь и впитываешь ее словно губка.
Нужно закричать, крик облегчает страдания, но тело не повинуется, оно больше не принадлежит тебе. Неужели – это и есть та самая смерть? Но этого просто не может быть. Минуту назад она дарила покой и пустоту, откуда снова взялась эта раздирающая боль.
Невозможно думать, невозможно отвлечься. Ты просто глубже увязаешь в ней. Как сильно ноет грудь, как онемела рука. Нужно открыть глаза, я открываю, но вокруг темнота. Она такая непроглядная, такая вездесущая. Нужно закричать! Громко!… Вместо крика только тяжкий стон, он слышен сквозь непроницаемую пелену, сквозь оглушительный звон в ушах.
Я не хочу так умирать, я не хочу это чувствовать, я пытаюсь ухватиться за спасительную темноту, за ночь, за волны, которые еще недавно так бережно качали меня. Но они все дальше, я тянусь к ним, но не достаю. Они уходят, унося с собой покой. Я НЕ ХОЧУ ЭТОЙ БОЛИ! Мне нужен покой. Та вата или паутина покоя, в которой я еще недавно спала. Я чувствую, как что – то больно хватает меня за руки, рвет мое тело. Нет! Не надо отпустите меня! Я хочу сказать, чтобы они оставили меня в покое, но не могу.
А постепенно странный холод сковывает меня. Он начинается с раненой руки, он заползает в мои вены. Он приносит с собой пустоту и избавление. Рука больше не болит, боль отступает. Я могу дышать снова. Избавление идет, вот оно в плечах, грудь тоже онемела, не болит спина. Я не чувствую ног. Наконец, избавление в голове. Она наполняется странной тяжестью, но больше не болит. Я могу слышать. Кажется! Я теперь что есть силы, тянусь к этому избавлению. Звон в ушах не такой оглушительный, не такой страшный. Я могу слышать! Но только как будто издалека. Я не разбираю слов, я не понимаю, что это со мной.
Собрав какие-то жалкие остатки сил, я открываю глаза.
Что это? Холодные капли разбиваются о мое лицо. Холодно! Но я могу чувствовать этот странный холод. Это и есть смерть? А потом я могу различить тени, они быстро двигаются. Что они делают? Почему они не оставляют меня в покое. Зрение приобретает четкость, это не тени, это люди. Самые настоящие и реальные, но почему они здесь? Что же это? Где я? Люди постоянно перемещаются вокруг меня, они что – то делают, о
чем -то переговариваются. Но о чем? Возвращается слух, он приходит на смену притупившейся боли. Эти ледяные капли так сильно бьют по лицу. Я слышу, как они ударяются об меня.
Я слышу их голоса, я слышу, что они говорят, но почему? Слова доносятся словно, люди очень далеко, но я слышу их отчетливо:
– Доктор, пульс прощупывается, нитевидный. Сердцебиение стабильное.
А теперь мужской голос:
– Отлично, Наташа, зови парней, нужно грузить в скорую. Нельзя терять время.
– Вадим Евгеньевич, она кажется приходит в сознание. Удивительно, после таких тяжелых травм.
– Отлично, только это не надолго. Скоро подействует лекарство. Главное довести до больницы, а там спасем.
О чем они говорят? Как меня можно спасти? Я умерла, что происходит?
А потом на смену холоду приходит тепло, которое заполняет своими пушистыми лучами каждую клеточку моего тела.
И потом мне хочется спать. Как сильно я устала. Глаза закрываются. Я не могу больше бороться со сном.
Сквозь странное онемение я чувствую, как мое тело перекладывают на какую – то поверхность, а потом капель дождя или талого снега больше нет, я чувствую, что больше не на улице. Слышу протяжный и унылый вой автомобильной сирены.
И снова пустота….
– Кристина… Кристина.
Какой приятный голос. Но мне не хочется просыпаться, сон уйдет а на его место придет жгучая боль. Я не хочу покидать эту теплоту. Но голос возвращает меня в реальность.
Я нехотя открываю глаза:
– Кристина, ты меня слышишь?
Зрение приобретает четкость. Я вижу
