полезла за ключом в тайник. Открыла дверь, запустила девушек внутрь и включила свет, нащупав выключатель рядом со входом.
— Бункеры обычно под землей строят.
— А этот на верхотуре. Хозяин объявится, не выгонит, он наш человек. А чтобы переночевать без проблем — самое надежное место.
Лёна вдруг басовито хмыкнула:
— Это он что ли — хозяин?
Я сначала вскинулась — неужели проглядела, что Вилли спит или в углу засел, но едва заглянула за массивную фигуру девушки, поняла — фотография была на своем месте, на стене. Злата тоже сунула нос и ойкнула от неожиданности.
— Да, но здесь он в образе, а по жизни ходит одетым. Сейчас посмотрю, что есть в запасе, и, может, кофе сварю. Будете?
— Лучше чай. Злата, хватит пялиться, ты еще козявка на такое смотреть.
Если я рядом с Лёной казалась по габаритам подростком, то златовласка, едва выше локтя доставала — кнопочка. Злата задрала голову и раздраженно фыркнула:
— Не младше тебя, башня! Выглядишь как бабища, но я знаю, что ровесницы! И вообще, хватит! Все меня за дуру держите и за малолетку! Да я голых мужиков перевидала больше, чем вы обе за всю жизнь, и на себе перетаскала каждого с их драгоценными писюнами.
— Что значит «перетаскала»?
— На горбу! И пошли они все куда подальше…
Огрызнулась и погрустнела.
— Кто обидел-то? Ты только скажи, я любому обидчику писюн оторву в миг.
Злата всерьез задумалась, глядя на Лёну опухшими глазами, а потом так же серьезно выдохнула:
— Не надо. Жалко.
Я поджала губы, боясь, что не к месту улыбнусь. Даже тревоги развеялись. Речь не о насильнике, явно, — случись такое со Златой, она бы иначе выглядела и иначе себя вела. А сердце ей разбить мог только один мужчина:
— Ян?
Лёна обернулась всей массой:
— Ян? Один Ян?
Я кивнула, а Злата всхлипнула:
— Отец сказал — нареченный… а он… с этой. И не притворяясь, как вы тогда, чтобы меня заманить, а по-настоящему целовались. Сама видела. Караулила у дома, поговорить хотела, к вам прийти… все предатели.
И чай, и кофе подождут. Усадила девушку на диван, обняла, а та стала рассказывать сразу все и сбивчиво. Лёна устроилась на полу без церемоний, даже стул не заняла. Слушали не перебивая, а я из разбитых по времени кусочков складывала в голове общую картину — невероятную и во многом циничную.
Великий Морс Злате тоже представился Парисом, когда выловил ее прямо в парке два года назад. В лоб о величии сразу не говорил, заманивал на встречи обещаниями, что сможет научить девочку по-настоящему быть некроманткой. Сверхсильной, исконной, какими все были на заре перворожденных. Пока не деградировали. Злате было чему поверить, потому что ни один урок даром не прошел, способности крепли, проявлялись новые, а дельные советы с экстрактом бессмертника помогли и Троице продвинуться в создании сывороток на основе крови — вплоть до мнимой смерти.
Мне жутко было услышать, что Злата в таком возрасте получила опыт призвания мертвых — для психики взрослого это не просто и чревато последствиями, а для нее, еще ребенка, — буквально с ума можно сойти. Парис проводил в закрытые морги… Учил упокаивать как свежих, так и давних, под землей. Нарочно выискивал в городе, и «приводил ее на урок». Жестоко, но так некромантка научилась задействовать частицы праха, что потом помогло создавать пустышки тел.
Морс-Парис говорил о будущем, новой эре для их рода, что она — Спасительница и для обычных людей, дарующая новую жизнь и здоровье тем, кто отчаялся и не видит иного пути, кроме смерти. Злата преуспела настолько, что стала чувствовать призывающих. Телом не мертвых, а душой жаждущих. А еще он предрек девочке личную судьбу, — избранника. Мужчину, в союзе с которым на свет появятся…
— Кто?
Лёна не выдержала и переспросила. Злата рассказывала вперемешку своими словами, а вперемешку чужими, — явно не ей пришли в голову пафосные «душой жаждущих» и «новая эра», пра-папочку цитировала. И сейчас выговорила, старательно повторив сипловатым голосом:
— Потомки исконных некроманта и полузверя, симбиоты. Это только мы можем — я, его, Великого Пра-Отца, прямая наследница, и Ян — наследник Великой Пра-Матери. Только Ян пока не проснувшийся, он настолько сильно может контролировать зверя, что еще в детстве… — Девушка схмурила брови, припоминая точно: — придавил человеческой пяточкой мохнатую волчью лапку.
Лёна тоже нахмурилась и спросила то, что я бы не решилась:
— А до этого Великие Предки никого скрестить не пытались?
— Пытались. Свели, только у вашей женщины и нашего мужчины рождались обычные люди, совсем без дара. Отец рассказывал, — план удался, а результат нет. Наоборот тоже никак, говорит, у полузверей мужчин бешенство, дать потомство не могут. Но Ян же необычный, у него — получится.
— Твою же Великую Мать! — На бесхитростный ответ Златы Лёна заскрежетала зубами и чуть челюсть не вывихнула. — А ты что, согласилась не раздумывая? А самой выбрать, — с кем жить и от кого детей рожать?
Девушка покраснела:
— Ян красивый. Сильный и добрый. Я по-настоящему влюбилась! Это он дурак и ничего не понимает, потому что не объяснили предназначения! Предатель, привел лохудру какую-то к себе… — слезы опять потекли по щекам. — А я столько раз ему говорила, что мы поженимся… что он — мой.
— У него другое мнение, правильное.
— Не дави… — я тихонько попросила Лёну убавить злость.
Верила, — в Яна можно влюбиться, по всем статьям хорош, и чистый. Надеялась только, что сердце неопытной Златы залечится со временем, первая любовь перегорит, и кто-то другой сделает некромантку счастливой. Добавила успокаивающе:
— Не всем везет со взаимностью. Они оба — честные в чувствах, вот и все преступление. Претензии надо другим умникам предъявлять.
Лёна сникла, и на ее лице я прочитала явное — высказывать все с такой же храбростью Хельге Один она не сможет. Меня и другое поражало — с какой откровенностью Парис делился со Златой подобными вещами. Ладно, уроки, но вот так напрямую сводить людей, даже не скрывая цинизма эксперимента. Властители… замахнулись предки на сверхвеличие!
— Извини, златовласка. Я была еще младше тебя и дурнее, и тоже с первого взгляда влюбилась. — При этом она особо осмотрела меня с ног до головы. — В южанина… низенького, бронзового, горячего, как раскаленное солнце. Топите вы нас, северных айсбергов, так что я брата очень даже понимаю.
— Понимаешь? А я сижу и боюсь, что рано или поздно вцепишься из-за
