был Териан.
Выбросив своего бывшего напарника из головы, Ревик постарался полностью опустошить свои мысли.
Он и видящие из Адипана прошли несколько миль обратно к нижней базе.
Когда они добрались туда, Балидор проинформировал более крупную команду, возглавляемую Гаренше, что они присоединятся к остальным видящим из Адипана в лагере, расположенном в нескольких милях к югу от места, где теперь находились Кали и её муж.
Видимо, они переместились примерно в то же время, когда Балидор отправился к Ревику.
Кали и её муж Уйе теперь были окружены той загадочной группой разведчиков, которые пришли защитить её и её ребёнка от Организации.
По словам Балидора, Адипан будет обслуживать вторичный лагерь в качестве подкрепления, на случай, если что-то произойдёт, и Галейт не сдержит условия их соглашения.
Они не будут присоединяться к более крупному лагерю на высоких холмах.
Ревик почти не слушал, пока Балидор объяснял это всё.
Он не смотрел на них, не позволял им прикоснуться к нему, даже чтобы наложить повязку на рану на шее, хотя Юми, а потом и Онтари, который, казалось, пока не знал, что происходит, оба предложили позаботиться о повязке.
Ревик сам справился.
Ну, более-менее.
Он остановил кровотечение, пока они шли к Гаренше и остальным.
Затем, как только они добрались до перевалочной базы, он открыл свою сумку, нашёл футболку, в которой спал последние несколько дней, и повязал на шею, чтобы держать рану закрытой.
Он знал, что когда они доберутся до основной базы, ему понадобится помощь с наложением швов, но тогда он сумеет попросить об этом одного из других видящих Балидора — то есть, из тех, кого он не знал и на кого было плевать. Как минимум, можно будет найти того, кто не станет задавать чёртовых вопросов.
Он молча шёл вместе с остальными через деревья.
На этом этапе пути он слышал, как другие видящие тихо переговариваются. Большинство разговоров сводилось к Викраму, Юми, Далай, Маре и Балидору, которые рассказывали остальным, что произошло, пока Ревик «вёл переговоры» с Терианом.
Конечно, Ревик улавливал упоминания своего имени.
Он игнорировал это, ещё сильнее отгораживаясь своим светом.
Даледжем также оставался нехарактерно тихим.
Даледжем также был одним из немногих видящих, которые не пытались приблизиться к Ревику или его свету.
Ни то, ни другое не особенно удивляло Ревика.
Теперь он просто хотел убраться отсюда нахер.
Он хотел вернуться в Памир, в те пещеры, и ни с кем не говорить ещё лет пять… или даже больше.
Чёрт, да может, он примет обет молчания и целибата.
Может, он всё же станет чёртовым монахом.
Его злость немного утихла только черед два часа.
К тому моменту Ревик сидел перед настоящим огнём.
Один, конечно же.
Он попросил одного из медиков зашить его шею.
Женщина-медик сообщила ему, что рана не серьёзная в плане самого пореза.
Её больше волновала возможная инфекция, и она отчитала его за то, что он замотал рану футболкой, не нанеся никакого антисептика, особенно учитывая, что они находились посреди джунглей, чёрт возьми.
Она аккуратно промыла рану, обеззаразила сначала спиртом, затем нанесла мазь, зашила порез и наложила органическую повязку, которая содержала свои собственные антибиотики в геле вокруг раны.
Ревик осознавал, что всё равно периодически дотрагивается до повязки.
Палатки ещё расставлялись, но он, наверное, к тому моменту мог бы найти себе место для сна.
Честно говоря, он подумывал спать здесь, под открытым небом, несмотря на насекомых и всё остальное, хотя бы потому, что не хотел приближаться к свету кого бы то ни было. Он знал, что если спать в палатке, то придется делить её минимум с двумя другими видящими.
Группы придерживались практически прежнего разделения на юниты, и это не помогало.
Это означало, что данный костёр служил фокальной точкой для тех же видящих, с которыми Ревик путешествовал несколько дней, а также тех, кто пришёл повидаться с друзьями.
Как выяснилось, у Далай был бойфренд, мускулистый видящий с китайской внешностью и именем Нурек. Ревик узнал несколько других лиц, пока они не разбились на отдельные юниты, но не знал имён некоторых из них.
Он полагал, что это не имело значения.
Они все тоже оставляли его в покое.
Он не видел Даледжема с тех пор, как они вернулись в лагерь.
В итоге Ревик просто сидел на бревне у пылающего костра, пытаясь взять себя в руки перед тем, как принять окончательное решение, где и как он сумеет спать… при условии, что вообще сумеет.
Честно говоря, ему хотелось напиться.
Он подумывал спросить у кого-нибудь, возможно ли это, но не спросил… практически по той же причине, по которой он ни у кого не спрашивал, не выделят ли ему личную, приватную палатку на ночь.
Он до сих пор улавливал проблески света от остальных, мечущиеся вокруг его рябящими, пусть и деликатными волнами. Он ощущал тревогу в этих касаниях, даже беспокойство, но и с этим не хотел разбираться.
Ревик чувствовал, что они говорят о нём.
Он не слышал деталей.
Да и не хотел.
В любом случае, никто не пытался сесть рядом с ним.
Они расселись у огня на других брёвнах, в основном с противоположной стороны, и тихо переговаривались меж собой. Не довольствуясь просто избеганием бревна Ревика, они оставили пространство примерно в пять метров по обе стороны от него и сбились в кучу на нескольких поваленных стволах напротив.
Как это обычно бывало с лидером Адипана, Ревик не увидел его до тех пор, пока избегать его уже не было поздно. Он не видел его тело и тем более не чувствовал его свет, пока старший видящий не сел прямо рядом с ним, на то же самое бревно.
Ревик начал вставать, двигаясь без единой мысли.
Но на сей раз Балидор не позволил ему уйти.
Его ладонь крепко сжала руку Ревика, удерживая его на месте.
— Тебе нужно выслушать меня, брат, — сказал он.
Его голос был тихим, почти бормотанием.
И всё же там жило открытое предупреждение.
Более того, он вложил свет в свои слова, повелевая Ревику подчиниться.
Ревик неохотно опустился обратно на бревно.
Он не переводил взгляд на другого мужчину.
Он не сводил глаз с огня, стараясь не реагировать на ладонь Балидора на его руке. Он знал, другой видящий говорит вслух, чтобы их не подслушали, но сложно было вызвать в себе благодарность за это.
Почему, чёрт возьми, они не оставят его в покое?
— Ревик, — голос Балидора сделался
