Если бы не знала, что ад обязательно должен быть в Нижнем мире, то сказала бы, что тоже попала туда.
— У меня, похоже, будет свой инферно. Свой ад.
— Документы на его здание и фирму до сих пор на кухне, — сказала Лара, не обращая внимание на моё состояние. — Подпиши. Он хотел отдать их тебе. И постарайся завтра занять себя чем-нибудь, — она потянулась к висевшему на крючке плащу.
— Куда ты?
— Мне больше нельзя находиться с тобой рядом. Но и выгонять тебя посреди ночи я не собираюсь. Поэтому переночуй у меня.
Только сейчас я поняла, что в коридоре, куда мы переместились, было темно. Утро ещё не наступило.
— Мне очень жаль, — произнесла Лара, прежде чем оставить меня в одиночестве.
— А мне ещё больше, — прошептала я, когда за ней закрылась дверь.
Слёзы, до этого стекавшие по щекам, отчего-то засохли. Или замёрзли, как моя душа. И я приветствовала это онемение, потому что иначе могла бы сойти с ума от горя.
— Тоскую по тому, кто пытался меня убить… Разве не глупо?
Но нет, это не было глупо. Потому что он пожертвовал ради меня собой. Потому что всё изменилось.
— Он в Аду, — шептала я, как заколдованная. — Как я могу не сожалеть? Почему он не спросил, согласна ли я туда его отпустить?
Я не была согласна.
Мысли лихорадочно заметались в поисках хотя бы намёка на надежду, но ничего не приходило в голову. Тогда я заставила себя сдвинуться с места, пройти в зал, а оттуда на кухню. Открыла папку с документами и взяла лежавшую рядом ручку, так заботливо подготовленную Ларой. Я поставила свою подпись под каждым документом, закрыла папку и отправилась спать.
Удивительно, но после всего случившегося я уснула легко. Стоило прикрыть глаза, и меня затянуло в холодную темноту, по которой эхом разнёсся голос Михаэля: «Просто поверьте и не противьтесь. Делайте с землёй всё, что посчитаете нужным. Всё это уже написано».
Его слова прозвучали, когда я только заснула. Но я продолжала их слышать, даже распахнув утром глаза. Они будто засели в голове.
Приподнявшись в постели, я попыталась прийти в себя. «Делайте с землёй всё, что посчитаете нужным. Всё это уже написано», — не унимался голос Михаэля.
Всё это… Перед мысленным взором вспыхнуло охватившее Дэя пламя. И оставшаяся от него горстка пепла. Всё это — уже написано. Для чего же тогда мне нужен тот кусок земли? Чтобы купить?
— Чтобы продать… — прошептала я, начиная догадываться, что именно должна с ним сделать. — Придётся подписать и те документы.
Я схватила лежавший под подушкой мобильный и набрала номер.
— Сабина, срочно скажи Михаэлю, что я согласна на сделку.
* * *
Реус Асмодей
Умирать оказалось больно. Воспоминания о моей прошлой смерти были не так свежи. Хорошо, что удалось их обновить.
Ночь в Нижнем мире совсем не похожа на земную. Здесь нет ни луны, ни звёзд. Мрак и пламя. И крики корчащихся в агонии душ.
— Дьявол, меня вынесло в Ад, — выругался, упираясь ладонями в сухую, измождённую почву. Растительностью это меня никогда не славилось.
— Я уж заждался, — услышал я голос треклятого лодочника, высоченного, с седой нечёсаной бородой, в потрёпанном балахоне. Давненько я его не встречал. — Мне сказали проводить тебя, Реус Асмодей.
— К нему?
— Да. Не хочешь сначала глотнуть из Леты? Он зол на тебя, знаешь ли. Наверно, опять отправит в Чистилище.
— Из Леты не хочу, — ответил я, поднимаясь на ноги и вдыхая смрадный запах Стикса. Неужели именно по этому месту я так скучал? — Лучше отвези меня к пруду Мнемозины. Глотну из неё.
Харон усмехнулся.
— Хорошо же тебя скрутило. Решил всё запомнить?
— Решил.
Божана — Алиса— моя человеческая — и моя демоническая жизнь. Всё это я хотел уберечь от забвения. Уж лучше помнить каждое мгновение пытки в Чистилище, но знать, как Алиса улыбается и как злится, чем забыть и боль, и вместе с ней надежду. Мне не хотелось опять превращаться в разъярённого безымянного демона, ненавидящего всё людское. Ведь когда-то у меня тоже было человеческое имя.
Я попытался его припомнить. Оно крутилось на языке, но ускользало.
— Залезай, — Харон подал мне руку, и я, перешагнув через бортик, оказался в покачивающейся на смрадных водах лодке. Старой и неизменной, как сама смерть. — Знаешь, сколько таких, как ты, мне приходилось перевозить? — спросил он, отталкиваясь веслом от берега.
— И скольких же?
Харон задумался.
— Честно, не считал. Нет-нет да какой-нибудь одуревший от человечности демон падает из Среднего мира обратно. Но не всех меня посылают караулить, как тебя. И что? Стоило оно того?
— Стоило. Только оно того и стоило.
Лодка качнулась на волнах, беря курс через Стикс к Лете. Смрадный запах постепенно становился не таким навязчивым, либо я уже начал к нему привыкать. Беззвёздное небо, точнее своды Преисподней, чернели над нами и давили своей неизменностью. Совсем недавно я тосковал по этой черноте, но теперь она казалась отвратительной. На ней никогда не появятся робкие капельки звёзд, не блеснёт однобокий нарастающий месяц, не зардеется рассвет. Здесь — в Нижнем мире — никогда не поднимется солнце.
Харон больше не пытался вести беседу и молча направлял лодку к острову Мнемозины, одиноко гнездившемуся посреди реки Лета. Там, причалив к пологому берегу, он кивнул мне:
— Иди. Не пожалей о том, что вспомнишь.
Но я не буду жалеть. Ни о тех воспоминаниях, что вернутся, ни о тех, что успел получить сам. Я сохраню их и буду лелеять, наблюдая за беззвёздной чернотой Преисподней. Алиса— Божана — вот бы хоть ещё раз коснуться её лица. Вот бы взглянуть в эти небесно-голубые глаза и утонуть них. Пропасть окончательно.
Я сошёл на песчаный берег и побрёл к возвышавшемуся в центре строению. То ли башня, то ли громадная скульптура — слишком старая, чтобы разглядеть в ней черты богини — она служила купелью для вод вечной памяти. Из приоткрытых глаз каменной мнемозины стекали слёзы. Они струили по стенам, падали на песок и исчезали в нём, оставляя от себя только мокрые круги.
«Всего пары капель должно хватить», — думалось мне.
И я, прильнув к влажной стене, подонял голову и поймал губами первую каплю. Холодная и безвкусная, она растворилась на языке. За ней следом прилетела другая и ещё одна.
— Эй, хватит там, — крикнул Харон.
Я отпрянул от громадной статуи и упал на песок. Память, что раньше смазывалась, истёртая временем, теперь разгоралась образами прошлого. Когда я был человеком, меня величали Светозар, сын Ярополка. И тогда, как
