– Расслабься, – говорит она ему так ясно, будто они на воздухе. Она берет его за руку, притягивает поближе. Теплые, плотные, такие знакомые пальцы. На поверхности Джей вытягивает тело Колина из озера. – Джей тебя вытащил.
Секунду он борется сам с собой, тень страха мелькает за его зрачками, пока он не справляется с инстинктом, заставляющим его дышать. Она тянет его за руку, ведет за собой все дальше и дальше, туда, где глубокая синева становится все темнее, и вскоре они уже плывут в туннеле черного бархата.
– Люс, – шепчет позади нее Колин. – Где мы?
– Я не очень понимаю, – отвечает она. И это так. Быть здесь, в озере – в этом есть что-то знакомое, но ей вдруг становится понятно – она никогда не понимала, что это за мир. Это не рай и не ад. И не другая вселенная.
Сверху пробивается свет; они оба поднимают головы навстречу белому сиянию и плывут вверх сквозь кристально-синюю воду; и вот они выныривают на той, другой, странной стороне. Это не похоже ни на что, виденное Люси со времени ее возвращения, но вместе с тем все кажется таким знакомым, что некий инстинкт в глубине ее сознания подсказывает: именно сюда она возвращается всякий раз, как исчезает.
Сначала она чувствует вспышку разочарования: все совершенно такое же – и деревья, и камни, и их тропинка, – но потом Люси вдруг понимает, что эти берега совершенно иные, чем те, что они только что оставили.
Это, скорее, зеркальное отражение, копия заснеженной страны там, наверху, но это и нечто гораздо большее. Больше красок, больше света, больше отражений в каждой поверхности. Входя в этот мир, чувствуешь себя так, будто вступаешь в сердцевину алмаза.
Люси и Колин выбираются из воды на песок, настолько кристально-чистый, что он переливается в рассеянном солнечном свете, пробивающемся сквозь ветви деревьев. Янтарные стволы, листья серебристой зелени, такие яркие, что Люси приходится отвести взгляд, чтобы глаза смогли привыкнуть.
Колин молча стоит рядом, и, когда она поворачивается посмотреть на него, то понимает: он наблюдает за ее реакцией и ждет. «Тот мир был совсем другим, более совершенным», – сказал он тогда. Он видел это каждый раз, как бывал здесь. Это она забыла, на что это похоже, потому что до сих пор она не погружалась в озеро вместе с ним.
– Ты тоже это видишь? – спрашивает она, глядя в небо, настолько синее, что, кажется, ему требуется другое название. Будто озеро, отразившееся вверху, целая галактика, неимоверный океан – и все это за один-единственный взгляд.
Он кивает, берет ее за руку и тянет к тропинке. Она ожидает, что он поведет ее к сараю, но, к ее удивлению, он направляется в другую сторону, прочь от школьных корпусов, вглубь леса.
Листья у них под ногами хрустят, будто крошка драгоценных камней. Снег просто завораживает, переливаясь тысячью оттенков синего, играя с отражениями неба и озера. Кажется, будто она способна видеть одновременно каждый сверкающий ледяной кристалл в сугробах, укутывающих землю, деревья и холмы вдалеке.
Воспоминания возвращаются к Люси медленно, словно давая ей время свыкнуться с ними, так же, как ее глаза привыкали к здешнему свету: сначала успокоиться. А потом увидеть: увидеть мир который был ее домом на протяжении десяти прошедших лет.
– Это как отражение, – говорит она Колину, следуя за ним по тропинке. – Все что есть наверху, есть и внизу. Дома, деревья. Даже само озеро. Как в Стране чудес.
Она машет в сторону виднеющейся позади водной глади, блещущей подобно сапфиру в оправе из кварца.
Наверное, он расслышал в ее голосе благоговение, потому что он останавливается и поворачивается к ней.
Люси переминается с ноги на ногу:
– Ну, кроме людей. То есть, мне кажется, я была тут совсем одна и просто смотрела.
Его темные брови сходятся вместе, и он шепчет:
– Мне это просто невыносимо.
Ей совсем не хочется его расстраивать, и она добавляет:
– Мне кажется, время здесь течет как-то по-другому. Понимаешь, я помню, что была здесь, но мне не кажется, что я просто сидела, сложа руки, и отчаянно скучала все десять лет. – Лицо у него разглаживается, и она продолжает: – Помню, как смотрю вверх, будто я могу видеть все, как сквозь стекло. Думаю, я ждала. И я помню, как наблюдала за тобой.
– Правда?
Кивнув, Люси берет его за руку и на этот раз сама ведет дальше по тропинке; что-то тянет ее вперед, побуждает двигаться, не стоять на месте.
– Помню, как видела тебя на холме, во время зимней вечеринки. Вы с Джеем раскачивались на ветке, а потом прыгнули вниз, на лед.
Колин смеется, качая головой:
– Я и забыл об этом. Нам двенадцать было. Я сломал лодыжку. – В его голосе звучит нотка гордости, и она улыбается.
– Видела, как ты в первый раз ездил здесь по льду, – говорит она. —Ты немного боялся, но азарт был явно сильнее.
Она улыбается во весь рот, вспомнив его раскрасневшиеся щеки, смеющееся лицо и как он все смотрел через плечо, будто боялся, что вот-вот его поймают.
– Поначалу кроме вас двоих никто сюда не приходил, но непохоже было, чтобы вы искали меня.
– Я помню это! Джей подначил меня походить по льду, когда нам было семь. Сам же и пострадал – поранился тогда о пристань, и пришлось ему делать противостолбнячный укол. Господи, и досталось же нам тогда.
Они держатся за руки и раскачивают ими на ходу. Колин то и дело подносит ее руку к губам и целует в запястье. Губы у него теплые. И каждый раз она чувствует облачко дыхания на своей коже.
– И, как мы видим, это вас не остановило.
Он ухмыляется.
– Как же. Мы выросли под бесконечные истории об этом месте. О «ходоках», об исчезновениях, и как люди уверяли, будто видели девушку, бродившую вдоль берега, или слышали голоса. – Он нагибается поднять лист, вертит его в пальцах. – Но не все на это покупались. Ясное дело, взрослым просто было не нужно, чтобы психи-подростки пили и предавались разврату на озере. На самом деле так нам казалось даже круче.
Люси фыркает и качает головой.
– Уж конечно, рассказы об опасности только подзуживали тебя. И даже до того, как я умерла, не думаю, чтобы нам особенно позволяли бывать у озера. Слишком далеко от корпусов, слишком много возможностей впутаться в неприятности.
Они останавливаются, и он шепчет, улыбаясь, прямо ей в губы:
– Мне известно немало способов впутаться в неприятности в этих местах.
– Сколько мы уже здесь? – спрашивает она, закидывая голову, пока Колин прокладывает поцелуями дорожку от ее подбородка вниз по шее. Он бормочет что-то неразборчиво, и она собирается уже переспросить, но тут вдруг птица проносится в небе над его плечом. Ворон. Такой красивый, с крыльями, будто вырезанными из черного дерева. Он пролетает над их головами, и в тишине, царящей вокруг, разносится крик. Потом птица делает круг и садится где-то впереди.