— И даже очень хорошая.
Прекрасная поэзия варваров. Мною овладело странное чувство; ноги мои задрожали бы, если бы я ступила на запрещенную землю. Запрещенную землю…
— Знакомы ли вы с этой поэзией? — Глубоко задумавшись, он смотрел на меня. — Вы на самом деле хотите что-нибудь услышать?
Я кивнула. Он взял палочку и провел рукой по коре.
— Тогда вам следует послушать руническую песню Одина.
Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Óдину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.
Никто не питал,
никто не поил меня,
взирал я на землю,
поднял я руны,
стеная их поднял —
и с дерева рухнул.[18]
Голос его затих. По моей спине пробежали мурашки.
Был ли то его голос, который прозвучал сейчас? Бог, повешенный на дереве, как жертва, да-да, как Иисус Христос, распятый на кресте — нет, что за еретическая мысль!
Было слышно, как потрескивал огонь. В сумерках лес, окружавший нас, выглядел еще более призрачным, чем днем, вокруг все похрустывало и шумело, ломались маленькие веточки, шелестела листва… Таинственные ночные существа наблюдают за нами уже давно и с ужасом услышали истории, рассказанные Эриком. Чу — не блеснула ли за покосившейся избушкой пара глаз? И там — еще одна? Может быть, то был дух угольщика, возможно, он все это время наблюдал за нами, бедные голодные глаза, черные лица, лихорадочные голоса его детей, которые совсем недавно смогли сделать свой последний вздох? Тень проскользнула меж деревьями по просеке, коснулась свисающих ветвей косой, которая висела за ее плечами — человек со стены замка все еще преследовал нас. И кто же засел здесь в темноте и наблюдал за нами? Медведи, волки, чудища? Я мужественно пыталась поглубже загнать свой страх. Порыв ветра прошел по дереву за избушкой угольщика, и показалось, будто тело, вялое и черное, свисало с ветвей этого дерева и тихо качалось на ночном ветру. «Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей». Поэзия! Как можно называть эту выдумку поэзией? И все же как спокойно его голос излагал эти строки…
— Ты и дальше знаешь?
Он удивленно обернулся.
— Вы хотите послушать еще?
Я поспешно кивнула. Он изменился в лице. Тени, которые гнездились возле глаз и в уголках губ, почти разгладились и исчезли без следа… Мне хотелось слушать подольше, тайком наблюдал за ним, и слышать его голос, который один мог изгнать лесных духов.
Заклинанья я знаю —
не знает никто их,
даже конунгов жены;
помощь — такое
первому имя —
помогает в печалях,
в заботах и горестях.
Знаю второе —
оно врачеванью
пользу приносит.
Знаю и третье, —
оно защитит
в битве с врагами,
клинки их туплю,
их мечи и дубины
в бою бесполезны.
Четвертое знаю, —
Коль свяжут мне члены
Оковами крепкими,
так я спою, что мигом спадут
узы с запястий и с ног кандалы.
Клубы дыма над огнем рисовали причудливые фигуры, беззвучно, как картинки из сна, исчезали в ночном небе. Эрик сидел неподвижно. Дрожа от холода, я обхватила руками колени.
— Последнюю песню ты не знаешь, правда? «Так я спою, что мигом спадут узы с запястий и с ног кандалы».
— Нет, — сказал он все так же тихо. — Я желал бы осуществить это.
И палочкой снова стал ворошить угли. Что-то сжалось в моем сердце, я инстинктивно протянула руку чтобы дотронуться до него. Но потом отдернула ее, тут же спрятав под покрывало, чтобы он не заметил. Мигом спадут узы с запястий и с ног кандалы! О Боже! Боже, даруй мне возможность когда-нибудь освободить его от оков. Помоги мне, прости меня, прости…
— Есть также истории о смелых мужчинах. — Он запнулся и взглянул на меня. — Хотите послушать одну?
Я вновь кивнула, радуясь, что могу отвлечься от мрачных мыслей.
— Эта история произошла на одном острове, далеко на Севере, где снег в горах лежит круглый год. Мы называем этот остров Исландией, страной льда. И еще рассказывают, что там на горизонте можно увидеть край земли. Когда я был ребенком, при дворе нас был скальд из Туле. И он рассказывал о Гизли Сурссоне, скальде из Западного Йордена. Он был смелым человеком и знал много песен. Летом он взял в жены Аудру, сестру Фестайнна, его лучшего друга. Они жили очень счастливо, но в одну из ночей Фестайнн был убит, и Гизли поклялся отомстить за друга. Он выяснил, что убийцей Фестайнна был муж его сестры, и тогда Гизли убил его. Сестра предала брата выдав его тем, кто хотел отомстить за смерть ее мужа, и Гизли на народном собрании объявили вне закона. А это значило, что каждый мог лишить его жизни. Гизли переехал со своей женой в Западный Йорд и жил там замкнуто, в опале и изгнании. Он скрывался в ямах и в кустарнике, и мстители не смогли обнаружить его, потому что существовали люди, которые охраняли и защищали его, подвергая опасности собственные жизни. Однажды он чуть не угодил в лапы преследователей, когда рыбачил на море с хозяином дома, в который был приглашен. Когда лодка с врагами подплыла ближе, Гизли прикинулся слабоумным сыном Ингьянда. По своему якобы недоумию Гизли чуть не перемахнул за борт лодки, и преследователи не заметили эту уловку. Сестре его Аудруе даже предложили деньги за то, чтобы она предала брата, но в столь сложной ситуации она была на его стороне. Таким образом он десять лет дурачил своих преследователей.
— Отвратительная, мерзкая история.
Я связала узлом концы покрывала, чтобы было теплее. Эрик наблюдал за мной.
— А мне всегда нравилась сага о Гизле Сурссоне. Посмотрите, человек бессилен перед своей судьбой, и в то же время насколько мужественным и справедливым он может быть. Если ему предначертано умереть молодым, то он должен пройти весь предопределенный для него жизненный путь так, как он хочет. Главное, как он пройдет этот путь, как проживет свою жизнь. Ведь она у него лишь одна, и другой уже не будет никогда…
— Неправда! — сурово прервала его я. — Патер Арнольд говорит, что истинная жизнь наступает только после смерти, и к этому надо себя подготавливать, молясь и каясь…
— Но ведь вы живете сейчас, Элеонора. Вы оплакиваете свои отрезанные локоны, тоскуете по нарядам и желаете горячей пищи — здесь и сейчас! Я еще вижу слезы в ваших глазах, так что не рассказывайте мне о вечной потусторонней жизни до тех пор, пока настоящая жизнь важнее! Голод, печаль, одиночество — все это постоянная борьба. И только от вас зависит, как вы с ней справитесь.
