Но шли месяцы, и тревожные мысли возникали в голове все чаще, и все чаще просыпалась совесть. Эдиан уже не была той юной девушкой, которую Герберт сумел уговорить на все. Обретая свою магию, она обрела и некоторую мудрость. А мудрость заставляла смотреть правде в глаза.
А правда была в том, что Герберт ослеплен. Она знала, что ее дальновидный и проницательный ректор изредка бывает очень наивным. Эдиан же было достаточно взглянуть в глаза королю, когда Герберт ее представил, чтобы понять — этот молодой еще маг сделает все, чтобы захватить артефакт. Герберт для него — сильный, умелый инструмент. Он побаивается ректора, но обязательно найдет способ получить желаемое. Наверняка, внезапная смерть черного ректора будет как-то изящно подстроена, даже тень подозрений не падет на короля.
А артефакт окажется в руках не слишком опытного самодержца.
Эдиан не хотела отвечать за беды, что падут на мир из-за этого.
Но Герберт лишь смеялся, когда она ему об этом говорила, целовал и обещал, что все будет хорошо. Это в лучшем случае. Нередко он просто обрывал эти разговоры.
А Эдиан хотелось пристукнуть упрямца. Тем более, что не обязательно активировать артефакт! Есть и другой выход!
Нашла его Эдиан. Понимая, что переубедить Герберта не удается, Эдиан решила найти другой вариант, позволяющий достичь почти того же. Полгода назад она села за книги из тайного отсека библиотеки.
Доступ туда был лишь у Герберта, Эдиан и избранных магистров. И там хватало материалов о древней сути магии, о магических жилах и заключенной в них энергии. И Эдиан нашла ответ. Не знала, действительно ли Герберт не смог докопаться до истины или просто не хотел использовать другой шанс… Он так ей и не признался.
И мысль об этом была одним из тех червячков, что ползали у нее на уровне солнечного сплетения и подтачивали их отношения.
— То, что твоя мама не хочет стать человеком, ничего не меняет, — сказал Герберт. — Повторяю тебе это. Сила шара нужна всем. И… ты подумала о моей сестре? Я думал о твоей матери все это время, ты знаешь. А ты?
Эдиан остановилась и задохнулась от смеси возмущения со странной внутренней болью.
— Ты знаешь, что, если поступить по-моему, ты наверняка сможешь помочь сестре! Поэтому я так говорю.
— Нет полной гарантии, — бросил Герберт и, не желая продолжать разговор, уставился взглядом в одну из бумаг. Словно давал понять ребенку, что взрослый слишком занят и больше не может отвлекаться!
— Нет, ты поговоришь со мной! — вспылила Эдиан. Махнула рукой, и бумага, лежавшая перед ним, стремительно взлетела в воздух, скрутилась трубочкой и, как ястреб, спикировала под диван.
Герберт поднял на нее взгляд и сдержано похлопал в ладоши, аплодируя.
— Браво. Я не успел остановить тебя. Весьма похвальные успехи.
— Ты поговоришь со мной! — повторила Эдиан, остановившись от него на некотором расстоянии — в противном случае был риск, что он схватит ее, усадит на колени и превратит все в поцелуи.
Выдохнула. Все же с Гербертом нельзя слишком бушевать, это не действует. Его можно либо убеждать, либо договариваться.
— Послушай, я понимаю, что «мой способ» может не помочь твоей сестре. Мне очень жаль. Но ты сам говорил, что хочешь помочь всем людям. И… мне всегда казалось, что ты сможешь пожертвовать… К тому же, Герберт! Ну пойми ты! Ты сам это знаешь! Твоя сестра почти умерла в тот день. Она задержалась на пороге, лишь потому что ты оказался рядом и погрузил ее в стазис. А может быть, Божья воля была на то, чтобы она умерла тогда?! А ты все еще пытаешься идти против нее!
Глаза Герберт гневно сверкнули. Он встал и посмотрел на нее сверху вниз.
— Ты опять будешь говорить мне про Божью волю?! — почти рявкнул он. — Кажется, мы обсудили это уже давно. К тому же, — все же он на редкость быстро и хорошо брал себя в руки, поэтому продолжил спокойнее, — может быть, так называемая тобой «Божья воля» была на то, чтобы я нашел умирающую сестру и принял решение вернуть в мир эту силу.
— Может быть… — выдохнула Эдиан. Логика. Когда дело касалось логики, ей слишком часть приходилось отступать. — Но спасение одной жизни не стоит риска для всех!
— Риска нет. И ты говорила по-другому, когда хотела вылечить свою мать.
— Мою мать можно было бы вылечить и моим способом! Герберт…
— Эдиан, хватит! — резко бросил он, напомнив Эдиан того, прежнего Герберта, которого она ненавидела и боялась. — Будет так, как мы решили. Ты взяла на себя эту ответственность. И ты не отступишь.
Эдиан захотелось заехать ему по лицу. Магией — а лучше рукой. Это заденет его больше. Но она знала, что это ничего не даст. Лишь поставит ее в унизительную позицию истерички.
— Что ж, — в очередной раз выдохнув, чтобы обрести способность спокойно говорить, произнесла она. — Что ж… Помнишь, что гласит наш «временный брак»? Каждый из нас может в любой момент разорвать его. Если мы используем «мой способ», то мы подарим миру новые шансы, и я останусь с тобой… насовсем. Если мы поступим по-твоему — я уеду. Когда-то ты обещал отпустить меня. Выбирать тебе, Герберт. Тебе.
Она развернулась и, сдерживая рвущуюся из груди истерику, пошла к выходу из кабинета. Хотелось обернуться, увидеть его лицо. Узнать, что он чувствует. Но она не оглянулась.
Лишь услышала:
— Я не передумаю, Эдиан. Передумаешь ты.
Проклятый упрямец, подумала Эдиан, закусив губу.
Выйдя из комнаты, она прислонилась спиной к стене. Замерла, продолжая кусать губы, сдерживая слезы.
Полтора года она была почти счастлива. Мир больше не рушился. А теперь, когда она уже не ждала удара, обвалился, как тяжелый каменный свод, прямо ей на голову. Вернее, на сердце.
Да, сейчас Герберт был ее мужем. Они все же поженились спустя пару месяцев после возвращения из путешествия. Это был так называемый «временный брак», который считался допустимым для значительных фигур в государстве, если их связывают общие задачи, но они предполагают, что после выполнения этих задач союз может распасться. Так, например, король мог связать себя «временным браком» с принцессой другого государства или видной герцогиней с целью рождения наследника.
По сути, этот брак отличался от обычного лишь тем, что мог быть разорван в любой момент без сложной процедуры религиозного расторжения браков, предполагавшего длительную переписку со священниками и объяснение мотивов развода. А введен он был в старинные времена, просто чтобы «избежать неузаконенного разврата среди знати и иже с ними», как писал древний летописец.
Тогда Эдиан то хотела замуж за Герберта, и про себя переживала, что он не делает ей предложения, то вспоминала, что это тот самый Герберт, который купил ее, с которым «все не так просто», и боялась этой возможности. Поэтому найденный им выход — словно бы специально, с учетом ее сомнений — пришелся ей по душе.
Герберт же, как ей казалось, руководствовался больше практическими соображениями, чем романтическими. Легко было скрывать их связь, пока они почти все время проводили в Академии. Но вскоре Герберт начал брать ее ко двору, и слишком многое могло вызвать вокруг Эдиан позорные слухи, если они не будут официально женаты.
Никто не поверит, что опекун и его подопечная, которые живут в соседних апартаментах и ездят в путешествия вдвоем и вообще почти неразлучные, связаны лишь платоническими отношениями. Нужно было на корню пресечь возможные сплетни.
Так Эдиан стала его женой.
У них даже была небольшая свадьба, где присутствовали лучшие друзья Эдиан, избранные магистры Академии и несколько друзей Герберта. Она в длинном белом платье и Герберт в облегающих черных с серебром одеждах прошли между рядами аплодирующих гостей к Главному Юристу Эрбина и подписали в его присутствии магически закрепленный договорной брак.
И несмотря ни на что Эдиан тогда была счастлива. В тот день ее не одолевали сомнения. Было хорошо и интересно. Девушки ведь всегда испытывают необычные ощущения, когда выходят замуж, даже если где-то, очень глубоко, допускают, что это не навсегда.
