бились о каменные основы, и меня мгновенно приложило о твёрдую стену.
От боли я ошалело задёргалась, но прежде, чем паника окончательно накрыла меня солёной пеленой, я вспомнила про магию. Волны чуть усмирили свой бег, и я смогла нащупать стену руками. Зеленоватая прозрачная вода окружала со всех сторон. Лучи света пронизывали её под странными углами, и не сразу удалось сообразить, где верх, а где низ.
Вцепившись в ажурную опору, я вырвалась на поверхность под причалом. Спасибо Танарилу, что арки под пристанью были не сплошными, а узорчатыми. Я зацепилась за один край руками и откашлялась. Каждый вдох причинял боль, вода клокотала где-то внутри, каждый приступ кашля выворачивал наизнанку.
С хрипами вдыхая влажный воздух, я наконец осознала своё положение. Выбраться из воды обратно на пирс я точно не смогу — он слишком высокий! Сил осталось совсем мало, после работы они почти не восстановились, последние капли ушли на усмирение стихии. Но этого надолго не хватит. Скоро волны снова начнут хлестать со всей мощью и оторвут меня от основания причала.
В ужасе я мысленно позвала эльфа: «Танарил!!!». Мыслеречь мне не давалась, но в этот зов я вложила всё, что ощущала: отчаяние, надежду, страх и дикое, звериное желание выжить.
Отклика не пришло.
Значит, не получилось.
Закрыв глаза, я обдумала ситуацию.
Мой единственный вариант — это кричать. Если кто-то услышит зов сквозь шум волн, то меня спасут. Я завизжала во всю силу лёгких и кричала, пока были силы.
Голос осип.
Магия кончилась.
Вода стала ощутимо прохладнее.
Пальцы уже саднило, края ажурного каменного украшения оказались довольно острыми, и висеть было больно. Когда волны примутся за меня всерьёз, на одних пальцах я не продержусь. Переломаю или вырву.
Я дважды пыталась выбраться из-под причала. И оба раза не смогла. Чтобы зацепиться за уступ, с которого можно было бы подняться наверх, потребовалось бы проплыть метров пять или шесть. Невозможно. Совершенно невозможно. Такое маленькое и такое непреодолимое расстояние отделяло от надежды на спасение.
Осознавать свою смерть — чудовищно.
Висеть на руках, цепляться за острое каменное кружево пирса и ждать, когда закончатся силы, чтобы зеленоватая вода навсегда приняла тебя в стылые объятия — жутко.
Понимать, что за тобой никто не придёт и тебя никто не спасёт — страшно.
Знать, что ты ничего не смогла сделать для своего спасения — ужасно.
Считать минуты до смерти — невыносимо.
Уже темнело и становилось по-настоящему холодно. Пальцы онемели, ноги я едва чувствовала. Двигать ими, чтобы дать отдых опухшим рукам, стоило огромных усилий. Ладони были натёрты и изранены, а соль разъедала кожу. Волны остервенело бились об основание причала, и вода ощутимо поднялась. Видимо, начался прилив. Если вода поднимется ещё выше, то для меня места под пирсом не останется.
Холод и усталость брали верх. Мне стало всё равно. Я даже смирилась. Мысленно попрощалась со всеми, порадовалась, что успела договориться с Танарилом по поводу Лили, отъезду Лимара и почти законченным эскизам по пяти домам. Трельт и Сайта справятся дальше без меня. Танарил? Он очень сильный. За него я почти не волновалась. Удивительно, но бывают моменты, когда хорошо, что родителей больше нет. Нет родителей — нет возможности их расстроить скоропостижной кончиной во цвете лет.
А ещё я подумала, что как-то глупо не уметь плавать. Важный навык. Жизненно важный.
Собрав крупицы магии, я представила лицо эльфа и мысленно прошептала его имя, прощаясь.
Уронив голову на согнутые локти, я постепенно задрёмывала. Поэтому когда меня коснулось что-то горячее, я сначала подумала, что мне приснилось.
Разлепила глаза, но вокруг было всё то же холодное, враждебное море.
Второй раз мне показалось, что кто-то коснулся моей руки, и я вздрогнула всем телом. Но это снова была лишь галлюцинация.
На третий раз реагировать я не стала. К чему? Это всё только бред.
В себя привёл голос Танарила:
— И какого иррета тут происходит? Ты что, опять упала в воду? — он ругался сквозь зубы и был сердит, как миллион чертей. — Помоги мне тебя отцепить!
С трудом сфокусировала взгляд и постаралась не закрывать веки. Я бы с удовольствием помогла, но пальцев больше не чувствовала. И голоса тоже не было.
Я просто смотрела на его перекошенное от ярости лицо и флегматично думала, что он умудряется оставаться невероятно красивым даже в злобе. Что за раса такая бессовестная? Их хоть в мешок мусорный наряди, всё равно красавцы один другого лучше. Что Вильел, что Элариэл, что мой. Даже нечестно. Вот зачем мужчинам такие ресницы и губы? Вон Иртальт — предводитель Севера — понятный мужик. И сам страшный, и лицо в шрамах. На его фоне любая ходила бы павой. А рядом с Танарилом половина земных моделей выглядели бы, как отряд дворничих-уборщиц при заводе имени Ленина.
Когда до него дошло, что я не просто впала в прострацию, а почти в ней утонула, он обнял меня и согрел своим теплом. От этого стало очень больно. Слёзы покатились из глаз, и я сипло, надсадно завыла. Во всё тело словно вонзились тысячи раскалённых иголочек.
— Тихо, тихо, всё хорошо, я рядом. Всё будет хорошо. Просто расслабься и доверься мне.
Он всё-таки отцепил меня от пирса и утащил к уступу, а затем поднял на пристань. На каменном причале валялись его вещи, и он сначала раздел меня догола, потом растёр сухими штанами, причиняя боль, а затем завернул в свою рубашку. К нам уже бежали люди, впереди Элариэл, за ним кто-то ещё.
— Мельда, в следующий раз не надо звать «Танарил!», надо говорить «На пирсе!». Я чуть с ума не сошёл, пока тебя искал, — с нежностью упрекнул он и прижал к себе.
Мне не верилось, что всё так легко закончилось. Должен обнаружиться подвох. Я почему-то уверилась, что умру, и сейчас с равнодушием взирала на происходящее. То ли все ощущения замёрзли, то ли я просто застудила способность чувствовать, но все эмоции были словно примороженные. Помощь я принимала, но то острое, первобытное желание выжить или растворилось в морских водах, или утонуло. Я вяло следила глазами за Танарилом и закрывала их, когда он пропадал из поля зрения.
Видимо, в какой-то момент он отошёл надолго, потому что веки закрылись, и меня окутала темнота.
Лимар
Я смотрел на удаляющийся берег и осознавал, что Ката меня не любит и не полюбит никогда. Что
