я кое-что вспомнила. И ответ на вопрос, кто ставил темные метки, стал совершенно очевидным. Абсолютно нереальным, я ведь отмела этот вариант с самого начала. И все же единственно возможным.
– Но почему ты тогда все время крутилась возле нас и всячески пыталась помешать найти виновника? – непонимающе спросила я.
– Помешать? – возмутилась Виолана. – Да я пыталась помочь! Я же говорила: Ингаретта мне очень дорога. Ты чем слушала?
Ну конечно, пыталась помочь. Или – что куда более вероятно – просто хотела присмотреть за мной: не догадалась ли я, что именно увидела тогда, в кабинете зельеделия.
Только теперь это уже не важно.
Боги, какая же я была глупая! Ответ все время был у меня перед глазами. А я ошиблась, непростительно ошиблась. И теперь я умру, так и не успев никому рассказать, кто же на самом деле виноват. А значит, все остальные тоже умрут…
Или… Может быть, мне все-таки удастся?
– Послушай, Виолана, – взмолилась я. – Если не ты ставила темные метки, то я… я никому не расскажу. Обещаю. Привораживай принца, делай что хочешь, но отпусти меня.
Она грустно покачала головой.
– Не могу. Глупо получилось, но теперь ты все знаешь, и рано или поздно проболтаешься. Мне нельзя так рисковать…
Она вскинула руки над головой, затем провела пальцами по воздуху так, словно играла на невидимой арфе. Я хотела что-то еще сказать, но голос пропал. И не только голос. Я оцепенела, буквально. Не могла двинуться, не могла пошевельнуть пальцем и даже отвести от нее взгляд была не в силах. И поэтому с ужасом и отчаянием наблюдала, как она закатывает глаза и начинает монотонно бормотать заклинание, раскачиваясь со стороны в сторону. Жуткое зрелище, от которого холодеет спина.
Тут же мне стало не до страха, потому что все мое тело пронзила острая боль. Она словно молния пронеслась от макушки до пят, огненной лавой растеклась по венам, скручивая тело и лишая рассудка.
Вот и все… Неужели я так глупо погибну? Глупо и совершенно напрасно. Я догадалась, кто убийца, но никого не сумела спасти.
А в следующее мгновение боль отпустила и скованность прошла. Я рухнула на ковер. И словно сквозь пелену наблюдала, как распахивается дверь и в комнату влетает сначала ректор, а следом за ним и пухлый расследователь. Двигаясь с неожиданной для его комплекции прытью, он мигом оказался возле Виоланы. Звонко лязгнул наручник, и расследователь проговорил, громко и четко, хотя его голос доносился до меня словно сквозь пелену:
– Именем императора, прекратите магическое воздействие.
В тот же самый миг меня подхватили крепкие руки. Магистр Линард. Он помог мне подняться с пола, хотел усадить на край кровати, но я обвила руками его шею и не собиралась отпускать. И мне было все равно, что подумает расследователь.
– Аллиона, все хорошо, – сказал он, – ты в безопасности.
– Виолана Скаллерт! Вы арестованы за преступление против короны! – ледяным тоном проговорил расследователь. И я удивилась тому, каким грозным он сейчас выглядел. Невозможно было поверить, что это тот самый нелепый толстяк, что поедал пироги в столовой.
Выражение лица Виоланы стремительно менялось – страх, злость, а затем отчаяние. Она сникла, словно из нее выпустили весь воздух и миловидное лицо стало серым и безжизненным.
Видимо, так выглядит человек, чьи мечты разом рухнули. Не мечты даже – а болезненная одержимость. Ее раскрыли, она никогда не попадет в императорский дворец. Принц Дженард никогда не соблазнится ее красотой и привлекательностью. Да и всем ее честолюбивым планам не суждено сбыться.
Расследователь раскрыл портал.
– Вы будете препровождены в императорскую тюрьму для дальнейшего разбирательства, – объявил он Виолане и легко подтолкнул ее к порталу.
Она не сопротивлялась. Послушно сделала шаг и исчезла в сияющем голубом мареве.
Портал схлопнулся за ее спиной. И на какое-то мгновение мне даже стало ее жалко. Но я тут же вспомнила о своем призраке и дюжине трехцветных кошек, и жалость быстро улетучилась.
Впрочем, через секунду это стало не так важно. Ректор убрал мои руки со своей шеи и чуть отодвинулся.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Да, – честно призналась я. Хотя, что уж там, мне понравилось обессиленно висеть у него на шее. Я бы предпочла, чтобы он думал, что я все еще нуждаюсь в его крепком плече…
Однако сейчас были дела поважнее.
– Это не она ставила метки… – проговорила я быстро. – И я поняла, кто. Всех еще можно спасти!
– Мы знаем, – вместо ректора ответил расследователь. – И теперь самое время со всем этим покончить.
Он быстрым шагом вышел из комнаты. Магистр Линард поднялся и последовал за ним. Я нерешительно потопталась на месте, а потом тоже поспешила за ними.
Мы шли по коридору, и меня вроде бы никто не гнал. Они словно вообще не замечали, что я увязалась следом. Спрашивать, можно ли пойти, я, разумеется, не стала: вдруг запретят. Просто старалась шагать как можно тише.
Наша процессия остановилась недалеко от двери Ингаретты. У той самой комнаты, где жила ее соседка Салерия.
Я ошибочно полагала, что она никак не могла поставить темную метку на меня, потому что наедине мы встречались лишь однажды, когда она явилась потребовать свою брошь.
Но это было не так.
Отработка у магистра Аберарадуса!
Салерия ведь тоже нам была. Да, среди толпы студентов. Только вот я не все время провела в этой толпе. И пока я выслеживала некроманта, она совершенно спокойно могла красться следом.
Я следила за ним, а она за мной. Почти бесшумно, лишь однажды хрустнула веткой. Полагаю, этого времени ей оказалось вполне достаточно, чтобы сделать свое черное дело – ведь технически мы были наедине. Пусть даже не разговаривали, и я об этом не догадывалась.
И тем же вечером на моем лице появились узоры…
Так что возможность у нее была.
И все же главное я поняла сейчас, в комнате Виоланы. Любительница приворотов искренне удивилась, услышав имя сирры Аглиссы. И тогда я вспомнила, что сказала мне Салерия в тот самый день, когда явилась за брошью: «Все думали, что на Ингаретте этот сумасшедший и остановится, но теперь появились новые жертвы».
Жертвы! Во множественном числе.
А ведь все знали только о том, что пострадала магистр Калмин. О том, что жертв больше, было известно только мне, ректору, лекарям и… самому убийце. Если бы тогда я обратила внимание на ее слова! Хотя, получается, обратила, раз сейчас об этом вспомнила.
Надо же, она всегда выглядела грубой и прямолинейной, трудно было заподозрить ее в хитрости.
