сделать сюрприз. Мы прибыли в порт ранним утром, забежали в Харродс, чтобы купить всем подарки и просто чудом успели на двенадцатичасовой поезд. Выражения лиц Гвен и Вайолет, когда они неожиданно увидели нас у главного входа после обеда были просто бесценными, и даже спустя время я вспоминала их с улыбкой. Но самым ценным подарком для нас с Мэтью, была, разумеется, возможность обнять детей. Глядя на тот, как они выросли и изменились за эти годы, я испытывала что-то вроде тоски по моментам, которые я пропустила и которые никогда больше не повторятся. Из худой нескладной девочки Анна превращалась в красивую девушку. Гувернантка хвалила ее за успехи в музыке, танцах, рисовании и французском языке. Теперь у Анны была своя комната и, войдя туда, я так и охнула: все стены были увешаны картинами, которые написала она сама.
Артура не было дома, ведь несколько месяцев назад ему исполнилось одиннадцать, и он уехал в Итон. Впрочем, нас ждали табели его успеваемости и благодарственные письма от учителей, в которых они сообщали об отличных отметках Артура по всем точным наукам и грамматике. К счастью, наш сын пошел мозгами в Мэтью.
Близнецы были рады нам больше всех, и весь вечер не отходили от нас, требуя все новые и новые истории о наших приключениях в Африке. Когда настало время ложиться спать, няня буквально не могла увести их в детскую, и мы с Мэтью махнули рукой и разрешили Лили и Чарли сидеть в гостиной столько, сколько им самим хочется. Разумеется, Гвен и Вайолет тоже не отставали, засыпая нас сотнями вопросов. Вся компания угомонилась далеко за полночь и мы, вымотанные до предела, наконец, оказались в своей спальне и, не раздеваясь, рухнули на кровать.
— Вот это денек, а? — Мэтью счастливо улыбался, и я не могла не ответить на его улыбку. — Как хорошо-то.
— Да, — я кивнула, прикрывая глаза. — Я уже и забыла, как хорошо дома. Наверное, завтра мы будем спать до обеда.
— Ну нет, — Мэтью поднялся на ноги и принялся переодеваться ко сну. Мне стоило бы последовать его примеру, но я слишком сильно устала. — Завтра утром у нас есть дело.
— Только не говори, что решил отправиться в больницу с утра пораньше?
— И это тоже, но немного позже.
— И чем же таким важным мы займемся завтра утром?
Лицо Мэтью оставалось непроницаемым. Он разобрался со своей одеждой и подошел ко мне, помогая сесть, и начал аккуратно снимать мое платье.
— Увидишь, Мэри. А пока давай выспимся, силы нам понадобятся.
На следующее утро, утопая по колено в снегу, мы пробирались к маленькой могилке на огромном деревенском кладбище. Мэтью знал, как пугала меня перспектива оказаться здесь и увидеть могилу Роуз собственными глазами, и решил, что чем раньше я пройду через это, тем будет лучше. Я сама давно не понимала, как лучше, и просто доверилась мужу. Я никогда не буду готова к этому, но сейчас, крепко сжимая его руку, мне уже не так страшно.
— Это здесь, — тихо сказал Мэтью, смахивая с надгробья снег.
Я заметила надпись «Роуз Флэминг 08.05.1900 г.» и почувствовала, как что-то внутри меня обрывается и падает вниз с огромной силой.
— Привет, моя милая, — голос Мэтью потеплел, как всегда, когда он говорил со мной или детьми. Он порылся в кармане пальто, достал небольшого мишку и аккуратно устроил его на снегу у могилы. Я видела, как муж купил этого мишку вчера в универмаге и подумала, что это один из многочисленных подарков Лили, но, выходит, Мэтью уже тогда все продумал. — Прости, что не приходил так долго с тобой познакомиться. Я не мог, зато сегодня принес тебе небольшой подарок…
Я слушала, как просто и с какой любовью Мэтью говорил с нашей умершей дочерью, и чувствовала, как в моих глазах закипают слезы. Больше всего я жалела, что Роуз и Мэтью так никогда и не встретились. Он все говорил, пересказывая Роуз наши приключения, а во мне крепла уверенность в одной простой истине, о которой я начала задумываться еще на корабле: мы могли бы попробовать завести еще ребенка. Не замену Роуз, а просто ребенка, которому смогли бы дать чуть больше любви и внимания, чем нашим старшим детям, которые годами страдали из-за отсутствия родителей.
— Мэри? — мы уже вышли с кладбища и направлялись в больницу. Мэтью несколько раз спросил, все ли со мной хорошо и готова ли я появиться сегодня на работе, и я лишь утвердительно кивала.
— Прости, я задумалась, — я постаралась улыбнуться и взглянула мужу в глаза. — Я хотела с тобой поговорить, но не знаю, как ты отреагируешь.
— Так говори и узнаем, — Мэтью явно старался немного развеселить меня.
Я глубоко вздохнула.
— Я хочу еще детей.
Мэтью серьезно смотрел на меня.
— Я тоже, но после всего произошедшего это может быть сложно.
Я автоматически дотронулась рукой до живота, где теперь навсегда остался уродливый шрам — след трагедии в ночь рождения Роуз.
— А когда у нас что-то было легко? Ты будешь рядом и этого достаточно, чтобы я была готова рискнуть.
В этот раз у нас все получилось. В феврале 1904 года я родила нашу младшую дочь Клэр.
* * *
Годы, прожитые в Велчестере между англо-бурской и Первой Мировой войнами, оказались мирными и счастливыми для нас. Дети росли, мы продолжили работать в больнице (Бэркес ушел на пенсию вскоре после нашего возращения из Африки, а Мэтью не стал искать ему замену, так что пусть и неофициально, но я начала работать в качестве второго врача) и развивать поместье (дела шли очень даже неплохо), сделали большой ремонт в замке и устроили грандиозный прием для друзей после его окончания.
Конечно, жизнь все равно не была для нас легкой и с каждым годом я все сильнее ощущала какую-то внутреннюю тоску и потерю. Не стало многих людей, которые, казалось бы, будут рядом всегда. В 1905 году неожиданно умерла Кингсли, и я еще очень долго не могла привыкнуть к ее отсутствию в больнице и нашей жизни. За годы совместной работы мы стали не просто коллегами, а настоящими подругами. В 1910 от рака умерла моя мать, а в 1912 году Вайолет погибла во время крушения печально известного Титаника. Каждая из этих смертей больно резанула мне по сердцу и показала одну простую истину: в этой жизни я не была сторонним наблюдателем с холодным сердцем, наоборот, я проживала ее на полную катушку и больше не боялась простых человеческих эмоций, за
