Они прошли мимо меня, и я судорожно сглотнула…внутри появилось странное саднящее чувство, будто сердце сжималось и ныло от странной тоски. Незнакомой мне никогда раньше.
— Миена дождалась своего часа…черная сука теперь не выпустит его из своей постели несколько суток, ненасытная тварь…можно не ждать, что Ибрагим призовет кого-то из нас.
Я слышала голоса за спиной и дыхание перехватило от осознания, что эти женщины говорят об Аше и его жене. Неужели они соперничают между собой? Их он не рвет на части, как драл меня?
— Завтра она будет выставлять свои царапины и синяки на показ, в знак того что ее хорошо оттрахали ночью…сука…ненавижу. Чем эта тварь лучше нас?
— Угомонись Шайла, она — демон, а ты оборотень. Она высшая каста.
— Пусть сдохнет. Из-за нее в прошлый раз Аш так и не взял меня к себе. Провел с ней три ночи и уехал.
— Он был ранен, не думаю, что даже она побывала в то время в его постели.
— Даже раненный Аш способен на многое…уж я-то знаю.
— Шайла, Аш не брал тебя уже полгода. Не ищи тому виноватых. Скорей всего ему привели рабынь, которых он сожрал на ужин, чтобы набраться сил.
— Заткнись…тебя он не берет уже несколько лет.
— Целее буду, последний раз меня собирали после него по кусочкам.
— Аш великолепный любовник, да грубый и порывистый, но его ласки, его сильные жестокие руки, пальцы на моем теле, сводят меня с ума. Когда я смотрю на него я умираю…или заново возрождаюсь. Он прекрасен, как сам дьявол и когда его член разрывает меня изнутри, я ору от наслаждения до хрипоты.
Я закрыла глаза и мне захотелось зажать уши руками. Слишком бесстыдно и откровенно. Я не хочу знать, что он делает со своими наложницами и со свой женой.
— Посмотри на эту…новая игрушка. Притащил сам, не куплена в Арказаре. Где он ее взял?
— Говорят ему ее подарили…она — Падшая.
— Можно подумать мало сотни наложниц, взял еще одну. Ничего я надеюсь она сдохнет, как и те две последние, которых он разодрал несколько лет назад.
Я с трудом держала себя в руках в мне клокотал страх, паника, злость и отчаяние. Повсюду ненависть. Ею дышал каждый из здесь присутствующих, и я чувствовала эту волну презрения. Словно попала в колодец, кишащий змеями, они обвивали меня повсюду и шипели…сколько времени пройдет прежде чем они начнут жалить?
— Посмотри, как он на нее смотрит, Шайла. Уже несколько минут…а дурочка даже не видит.
— Почему она не среди тех, низших, которые еще не признаны Ашем? Пусть стоит с ними слева. У нее нет права находится среди нас — тех, кто уже стали официальными наложницами Повелителя.
— Ты не можешь этого знать. Он вполне мог брать ее покуда они были в пути.
— На ней нет ни одного синяка. Она сверкает, как снег на вершинах Тартоса. Он не брал ее. Такая неженка, с этой омерзительной пергаментной кожей, покрылась бы кровоподтеками на месяцы.
— Если только ее не лечили и не ухаживали за ней.
— Аш никогда не пытался отправить к нам лекарей мы или выживали, или умирали. Поэтому мы здесь, справа от него. Избранные.
Я тяжело дышала, не понимая почему слышу их так явно, если между нами такое расстояние, несколько метров, и говорили они шепотом, а все слышала так, словно они шептали мне в ухо.
— Глаз с нее не сводит…Никогда не видела, чтоб он на кого-то так смотрел.
— Заткнись…она надоест ему или сдохнет после первой ночи.
— Это единственное на что ты теперь надеешься, Шайла?
— Заткнись. Можно подумать ты не надеешься.
Я медленно повернула голову в сторону трона и вздрогнула — Аш смотрел на меня, его глаза потемнели, оранжевые языки пламени вспыхивали и гасли. Я помнила этот взгляд…тогда, когда он увидел меня полуголой в своем шатре…смотрел точно так же. Проклятое платье, в котором я выгляжу скорее раздетой, чем одетой. Взгляд демона стал невыносимо тяжелым, его ноздри трепетали, а на скулах играли желваки.
В этот момент рабы вытащили пленных и подвесили на столбы, попутно разжигая костры. Я чувствовала, как на меня накатывает волна за волной чужая боль, она росла издалека, наполняя и пульсируя от кончиков волос, до кончиков ногтей. Крики несчастных заглушал вой толпы и все та же монотонная музыка с барабанной дробью. Я видела лица, искаженные мукой, открытые перекошенные рты, гримасы ужаса. Животная боль, неконтролируемая агония безобразной жестокости она передавалась мне, пульсировала в затылке. Они не должны так страдать…никто из них не виноват. Я виновата. Из-за меня их отдали на расправу. Это я повела отряд туда…Как же прекратить эту боль? Как им помочь? Я смотрела на несчастных пленников, горящих живьем и чувствовала, как постепенно схожу с ума, потому что вся эта немыслимая мука перекинулась на меня… я смогла вытянуть черноту к себе, как магнитом. Несмотря на то, что я лишилась крыльев, моя странная, жуткая способность притягивать чужие страдания осталась.
Это мое тело теперь лизали языки пламени, это я корчилась и тщетно пыталась вырваться, мечтала умереть. Музыка смолкла, не раздавалось не звука, кроме потрескивания костров. Вокруг столбов летали черные тени и мне было жутко…они могли посмотреть на меня, как тогда…я уже знала, что это вестники смерти. Они пришли за душами.
Я упала на колени, мои внутренности горели, выворачивались, горло пекло и саднило, а из глаз текли слезы от разъедающего их дыма. Это было противоестественно…я находилась по другую сторону площади и не могла чувствовать всего этого…
Внезапно кто-то подхватил меня под руки и потащил в сторону.
— Прекрати! Слышишь? Прекрати немедленно. Посмотри на меня. Посмотри на меня, Серебрянка.
Я обернулась и сквозь слезы увидела лицо Ибрагима. В тот же момент, теперь вдалеке, снова раздались дикие крики несчастных пленных, завывание ветра, до меня снова доносился запах гари и паленого человеческого мяса. Меня затошнило.
— Смотри на меня — больше никогда не смей этого делать. Не в этом месте и не в этом мире — где боль спутник всех и каждого, особенно тех, кто должен испить ее до дна. Ищи в боли наслаждение, девочка иначе ты погибнешь. Возьмешь на себя слишком много и умрешь сама.
Я отрицательно качнула головой:
— Не могу на это смотреть…вы звери, — едва шевеля губами прошептала я.
— Мы — демоны и мы в Аду. Или ты ожидала увидеть здесь священника и анестезию перед казнью?
Жестко ответил Инкуб и сжал мои плечи длинными, холенными пальцами, унизанными перстнями.
— Возьми себя в руки, ты не можешь прилюдно позорить Повелителя и его выбор.
Слезы все еще текли по щекам, меня колотило, как в лихорадке.
— Плевать, я не стану на это смотреть…я не…могу…уведи меня…уведи это невыносимо, — умоляла тихо, едва шевеля губами. Внутри все еще пекло как будто мои внутренности прижгли раскаленным железом.
