Покои, в которых разместили 'злокозненную вiдьмучку' и ее 'окаянного полюбовника', как успели окрестить Иласа с Эрденом их сопровождавшие, встретили вновь прибывших с радушием и энтузиазмом. Широко распахнули объятия нары из нестроганых досок, каменный пол приветствовал дознавателя братским поцелуем в щеку, рассаднив оную.
Илас с задумчивым видом рассматривал одноместный лежак, прикидывая: дама он все же или нет? Дамой выходило быть выгоднее. Его напарник по несчастью, как благовоспитанный герр, должен был бы уступить девушке место. 'Только этот герр, настолько герр, что...кхм.. уступит', - мысленно усмехнулся мужчина, озвучив же совершенно иное:
- Похоже, ведьмовцы и колдовки товар редкий, штучный, раз двухместных камер не предусмотрено. Или просто мракобесовы приспешники долго здесь не задерживаются?
Поднявшийся на четвереньки Эрден помотал головой, словно баран, бравший осадным тараном ворота и отскочивший от оных. Собравшись с силами, дознаватель все же встал на ноги и с будничным интересом изрек:
- А кереметь его знает, я с этой стороны решетки как-то еще ни разу не бывал.
И в доказательство своих слов прислонился к прутьям. Надо отдать архитекторам сего славного заведения должное: постарались они на совесть, дабы заключенные точно не сбежали, сделав прутья не только вертикальные, но еще и горизонтальные. Похоже, соблюдали наказ: стабильность власти в империи зиждется на нерушимости тюремных стен.
-А с той? - мужским басом осведомилась 'фьеррина', чтобы хоть чем-то занять себя. От нервного ожидания и бездействия у Иласа ладони чесались, и на одном месте словно тертого хрена с перцем насыпали. Последнее раздражало еще больше, чем камерные застенки.
- Приходилось. Сюда же не только чернокнижников привозят. Бывает, по навету завистника кто попадет, бывают и блаженные, и помешанные, а то и свихнувшиеся фанатики, колдовской силой не обладающие, но верящие, что оной наделены. Был один, компаньона убивший из-за барыша, который специально под одержимого косил.
- Зачем?
-На костер не всегда ведут. Если удается доказать, что ворожба не имела места, а подсудимый сам стал ее жертвой: опоили его или одурманили, то в монастырь отправляют, чтобы одержимость храмовники отмаливали. Да и сам пострадавший душу свою спасал. Вот тот убийца и надеялся, что виселицу монастырем заменят. Поклоны в серых стенах бить всяко лучше, чем с пеньковой вдовой на шее болтаться.
Илас, сев на нары и поджав под себя ноги (юбки при этом непозволительно задрались, обнажая мужскую худую волосатую голень), недобро сощурился:
-А как же вы такие правильные распознаете: кто сам чаровал, а кого околдовали? Ведь способы доказать причастность к чернокнижию всем известные: дыба, да имарский сапожок. Под пытками вспоминают даже то, чего и помыслить до этого не смели, и сознаются один за дюжину. Небось, и сам знаешь, пытать ведь приходилось?
Эрден внимательно посмотрел на говорившего:
- Хоган миловал, и чаша сея прошла мимо меня. И, опережая твой следующий вопрос: для поиска истины достаточно мозгов. Раскаленные клещи вырывают слова, пряча истину.
-Ты такой правильный, рассудительный, что аж врезать хочется, - едкость в голосе Иласа жгла негашеной известью.
-Ты уже пробова...ла, не получилось.
В этот раз блондин на подначку не повелся.
- Я - не трактирная девка, дважды за один ломаный грош не отдаюсь, - прокомментировал он поддевку.
Личной неприязни к самому Эрдену Илас вроде бы не испытывал (не считая того, что с Вассой этот ушлый котяра вел себя уж слишком по-свойски), а вот к роду деятельности..., и тем паче к родству с великим инквизитором. Тень великого и ужасного довлела над блондином.
-Вижу, с чем-то борешься внутри себя. Может поделишься? Говорят, от этого легче становится.
-Играешь в доброго храмовника, выслушивающего исповеди?
-Не играю, пытаюсь быть если не другом, то товарищем, готовым подставить плечо.
-Знаю я таких... товарищей, - последнее слово Илас презрительно выплюнул, - золотых мальчиков, любимых родителями, для которых уже припасено готовое место. А если не припасено и отправлены из-за наветов злоязычников такие ненароком в приграничье... предают не задумываясь. Им же можно, у них даже кровь голубее, чем у остальных.
Мужчина говорил, а воспоминания утренним туманом, что словно кисель собирается в лощинах и не видно в таком ни зги, уже окутывали его. Память шептала Иласу об юнце, не золотом даже, бриллиантовом, в результате хитрой и долгой интриги двух приближенных к трону родов попавшем в приграничье. Как тот кичился своей родословной, ни в грош не ставя простых вояк и словно одолжение делал, разговаривая с теми, в чьей фамилии была частица 'дис. А после первой же вражьей атаки на их редут этот сопливыш в ногах у командира валялся, прося спасти его бесценную жизнь. Голосил так, что неприятель и тот слышал. Командир взял тогда его за грудки да в сторону Иласа кинул со словами:
- Прикрой кутенка!
Юнец затих тогда, жался побитой собакой, верой и дружбой клялся, хогановым знаком божась.
Отбили атаку... а через седмицу кутенок вновь нос задирать начал, дескать не по положению ему, герцогу высокородному, в одной казарме с виконтовскими да баронетскими отпрысками хлеб делить.
При следующем налете прошила кутенка стрела насквозь, и никто об этом не жалел. Война дело такое - смерть здесь привычная гостья.
И с тех пор затаилось у Иласа недоверие ко всем обласканным деньгами и славой: только такие получали от жизни все лучшее, причем бесплатно. От образования в престижном академуме до безраздельного внимания первых красавиц. Впрочем, последние не обделяли внимание и блондина, причём именно вниманием, не сильно усердствуя в матримониальном желании, потому как многие знатные фьеррины гулять предпочитали с красивыми, а выходить замуж за богатых.
И сейчас, именно в камере, при словах о дружбе и товариществе вспомнилось Иласу, что перед ним не просто Эрден, а сын великого инквизитора, приближенного к трону едва ли не больше, чем императрица.
Такому наверняка судьба все приносила на рушнике и с поклоном.
- Опыт вещь нужная, но порою бесполезная. Не знаю, кто был тот, кто заставил тебя так думать, но жить богато вовсе не означает - жить хорошо. Я двадцать лет потратил, чтобы выйти из тени отца. Даже в дознаватели в шестнадцать сбежал именно потому, что на этот департамент инквизиция влияния не имеет. Сотрудничает - да, но надавить не может. Когда с самого детства по твоим следам крадется шепот 'он сын того самого... жаль, никчемный будет, ну да отец все ему устроит...', противно становится, муторно на душе. Оттого и начинал с самого низа. А то, что в шрамах весь - не отцова заслуга, как и должность, которую занимаю. Да, не всем везет с родительской любовью, но если сам ее не испытал, винить других не след...
