Он снова меня подначивал в своем незабываемом стиле, язвил на тему учебы и медицины. И мне сразу стало легче, а мысли потекли совершенно в другое русло.
Я начала перебирать в голове факты из лекций про василисков и драконов — про них часто рассказывали параллельно. Некоторые даже считали, что эти расы когда-то произошли от одной. Она была невероятно мощной, обладала способностями всех чешуйчатых. Но почему-то в один прекрасный момент выродилась, и появились драконы с василисками.
Сколько же они живут? Как ни напрягала я мозг, ни одной цифры на этот счет не всплывало. Рик хитро щурился, загадочно улыбался, обнимал за талию и, похоже, наслаждался моим замешательством.
Господи! Неужели я забыла? Да нет же! Не может такого быть!
— Расслабься! — спустя долгих минут пять произнес василиск. — Не проходили вы этого. И не могли проходить. Никто точно не знает, как долго живут василиски. Одни разменяли пару тысяч лет, другие — сотни тысяч. И то, как мало нас осталось после войн, не помогает приоткрыть завесу тайны.
— Так вы и сами не в курсе? — поразилась я.
Рик помотал головой.
— Самый старый василиск, которого я знаю, лет восемь назад женился и завел детей. Ему недавно перевалило за десять тысяч лет.
Я опешила, и некоторое время молчала, потрясенно глядя на Рика и только смаргивая.
— Муха залетит! — рассмеялся василиск и поцеловал меня в приоткрытые губы.
Вдруг весь напрягся, прижался, начал ласкать языком. Но отстранился также быстро, как прильнул.
— Идем обедать, — произнес с заметным усилием и потянул на кухню.
На столе дымилась горячая пицца с курицей и колбасой, два салата Цезарь — с креветками и курицей, паста нескольких видов. В том числе, зеленая, с красной рыбой и икрой. Пахло так вкусно и сытно, что желудок неприлично громко заурчал, у меня потекли слюньки. Я посмотрела на Рика, и он хитро подмигнул.
Господи! Я же рассказывала ему, как любила итальянские ресторанчики, там, в родном мире. Перекрестье отняло воспоминания о прежней жизни, но оставило вкусы, профессиональные навыки, представление о том — чем занималась прежде, чему училась и что умела.
Но ведь я говорила об этом василиску сто лет назад!
Я снова перехватила теплый взгляд Рика. Он пожал плечами, и сделал широкий жест, приглашая к столу.
— Я помню все, что мне важно, — сказал очень просто, и в то же время, проникновенно.
Я только и смогла, что улыбнуться, и мы приступили к трапезе. Все было на редкость вкусным, свежим… Просто пальчики оближешь!
Креветки таяли на языке, пицца раскрывалась десятками вкусов — дорогого сыра, копченостей, пряной итальянской зелени…
А потом мы снова любили друг друга, часа три или больше.
Исследовали, ласкали, целовали, и соединялись.
Я потеряла себя и нашла заново.
Пила рваное дыхание из губ Рика, ощущала, как быстро-быстро колотится под ладонями его сердце, и мое тотчас повторяло этот бешеный ритм.
Я извивалась в руках своего василиска, сжимала пальцами мощные мышцы и чувствовала его внутри, когда наслаждение прокатывалось по телу негой. Прижималась сильнее, чтобы пережить это мгновение вместе, а потом все начиналось сначала.
…
Больница напряженно ждала первых боев.
Посетителей было на редкость мало, и мы коротали время в ординаторской, за беседами о прошлых войнах с нижними тварями.
Однокурсники вовсю использовали это время для тренировки.
Кармелия несколько часов безуспешно пыталась правильно иссечь ягодичную мышцу у такой мощной птицы, словно всю короткую жизнь ее накачивали стероидами и гоняли в спортзале.
Дарго и Гронос изучали специальные швы для оборотней, испортив уже два килограмма бананов. Драконы не сдавались, фрукты тоже. Но пока счет вели последние — швы либо трескались, либо прорывали плотную кожицу, выпуская спелую мякоть наружу.
— Повезло вам, что здесь не водятся фруктовые каракатицы. Не то остались бы без пальцев! Они у вас такие сладкие, что гигантские насекомые вряд ли бы поняли — что к чему, — пошутила Гортензия.
Остальные однокурсники хвостиками ходили за врачами и медсестрами, выполняя любые, даже самые мелкие поручения.
Нервничали все, даже Магританна.
Впервые за годы безупречной службы маргонка перепутала упаковки лекарств, и вместо успокоительного вкатила одному из пациентов тонизирующий раствор.
Парень носился по больнице как ошпаренный, снес все тележки с бинтами и умудрился насмерть в них запутаться.
Совсем скоро Рик с абсолютно серьезным выражением лица представлял его другим больным как «местную сбрендившую мумию», подарок от земного египетского музея. «Подарок» громко мычал в ответ — то ли возмущался, то ли радовался чести.
Латифа вместо ягодицы ввела препарат в вену вертигра.
Ничего экстремального. Но пациент некоторое время чувствовал себя как пьяный. И нет бы отсидеться в смотровой, как мы его и просили, так ведь оборотень решил еще и уйти домой.
Ушел… Вначале в закрытую дверь подсобки, где прослушал повтор обращения правительства к сотрудникам больницы, а затем и в пластиковую стену, которую принял за… черный ход. Виной всему наши уборщицы — они так намывали прозрачный материал, что под некоторым углом, казалось, его нет вовсе.
Память вертигр о себе оставил. Не только вдребезги разбил ни в чем не повинную пластиковую стену, но и погнул забор — просто не заметил калитку, поскрипывавшую на ветру в метре от него.
Санитары и медсестры следили за похождениями пациента с таким диким хохотом, что даже лежачие из стационара повыглядывали в окна.
Почему его никто не остановил? Даже Шейман? Не знаю. Рик не приказывал, а санитары не дергались с места.
Наверное, василиск решил, что такая разрядка нам всем не помешает. И не ошибся. Вытянутые лица санитаров, студентов и врачей округлились, глаза засияли, а в движениях снова появилась уверенность, четкость.
Смех продлевает жизнь. Почти всем.
Я очень боялась, что вертигра привезут назад с какой-нибудь новой травмой. В таком состоянии он легко мог навернуться, упасть и даже врезаться в дом. Но этого не случилось. По слухам, уже через пару улиц, жаркий воздух перекрестья, пресыщенный кислородом и густо пропитанный магией, проветрил голову пациента.
Последним клоуном дня неожиданно стал Шейман.
Взвинченные уборщицы то и дело проливали воду из ведер, и громила-вербер неизменно умудрялся растянуться в каждой луже. За несколько таких полетов Шейман удивил нас необычайным словарным запасом. Кто бы мог подумать, что на перекрестье столько уникальных ругательств!
