— До… доброе утро. — Проговорила я неловко.
Он целовал меня вчера так, словно я единственная женщина на земле, а сейчас смотрит, как будто впервые увидел. Создается ощущение, что он сейчас позовет прислугу, чтобы та выпроводила постороннего из его покоев. Господин Аман… чертовски странный мужчина.
— Твой завтрак. — Сказал наконец глава, позволяя мне сдвинуться с места и подойти к столу. Хотя едва ли мне хотелось сокращать расстояние. И трапезничать рядом с ним.
Это было похоже на приручение пугливого животного, словно он хотел, чтобы я к нему привыкла. Ладно, в любом случае, это меня устраивает куда больше, чем вероятность продолжения вчерашнего. Если бы Аман внезапно решил перейти ко второй серии…
Густо покраснев, я села в кресло, наливая себе кофе, который на деле терпеть не могла. Но горячий, со сливками и сахаром, он был более чем сносен. Свежая выпечка, ароматные фрукты… создавалось ощущение присутствия души в этом завтраке.
— С медом… — Бормочу я, глотая горячий напиток. — И корицей.
— Тебе нравится?
Мое мнение все-таки имеет вес в его доме? Что за череда сюрпризов.
— Я не люблю кофе, но этот… очень вкусный. — Пытаюсь улыбнуться я, но, наталкиваясь на лед в его глазах, опять теряюсь. Не странно ли? Его действия были пропитаны теплым чувством, а взгляд и слова — родом из Антарктиды. — Спасибо.
Словно что-то для себя уяснив, глава вновь забывает о моем существовании, возвращая свое внимание бумагам, которые нуждаются в нем куда больше чем я, естественно.
Звонит телефон, лежащий на подлокотнике кресла, в котором сидит господин Аман. И когда мужчина начинает разговор, я чувствую себя так, словно осталась в комнате одна. Потому еда начинает доставлять удовольствие.
Что это за язык? Немецкий, возможно. Очередное напоминание о наших различиях заставляет меня чувствовать себя в другой галактике, даже когда я нахожусь с ним в одной комнате.
С трудом глотая, я думаю об Эмили. Она тоже прошла через это, прежде чем освободиться от мучительной любви единственным возможным способом? Эти противоречия, несовместимость сводили с ума с каждым днем все сильнее? Она просыпалась каждое утро с осознанием, что приблизилась к смерти на сутки? Что на сутки отдалилась от него?
Вспоминая Эмили, я не могу миновать в своих мыслях Франси. Вчера она выглядела такой чужой… и дело не в ее изменившейся прическе, а в безжалостном молчании. В чем причина такого поведения?
Мой взгляд поневоле поднимается на главу. Он уже закончил свои переговоры, потому продолжает изучать документы.
— Я бы хотела… — О, вряд ли это лучшее начало для разговора. И все же, когда Аман посмотрел на меня, пути назад не было, — хотела прогуляться.
Глаза мужчины прищуриваются, и мне становится не по себе. Аман долго молчит, и когда я уже не надеюсь услышать ответ, он спрашивает:
— Ты хочешь уйти? — Это не уточнение, а самостоятельный вопрос.
И речь идет, конечно, не об этой комнате или его доме. Он спрашивает, хочу ли я оставить за спиной и забыть, как страшный сон, его и все что с ним связано. И так как было грешно считать Амана дураком, а отвечать честно — небезопасно, я предпочла промолчать.
Он и сам понимал, что идти мне было некуда. В одиночку я вряд ли выживу в современном мире, выгони он меня за порог своего дома. Но и бросаться ему на шею за свое спасение и предоставление роскошных апартаментов я не собиралась: Во-первых: Аман просто сделал так, как хотел сам. Во-вторых: Я до сих пор боялась его и точно не обиделась бы, если бы он не появился в момент кульминации нашего с Захарией разговора. Все же при таком раскладе я была бы куда более спокойной, чем теперь.
— Я хочу увидеть Франси. — Пробормотала я, когда тишина стала похожа на меч, занесенный над головой. — Если это возможно.
Вместо ответа глава вновь берет телефонную трубку, быстро набирая номер. От него требуется всего пара слов, чтобы уже через минуту в дверь постучали.
— Ты должна быть здесь к ужину… — Внезапно господин Аман осекся и сосредоточил свой взгляд на мне. — Я хотел бы, чтобы ты поужинала вместе с нами.
Я недоуменно моргнула. Глава только что понял, что допустил ошибку в общении со мной и постарался ее исправить? Как… мило.
— Войди. — Бросил он Франси, когда я так ничего и не сказала.
Он предпочел требованию просьбу? Ради меня? Что за нелепые подарки судьбы? Сегодня, случаем, не Рождество?
Обернувшись через плечо, я увидела Франси, стоящую по стойке смирно. Она была облачена во все черное и с коротким ежиком светлых волос напоминала солдата. Мне захотелось плакать. Потому что, увидев ее, я вспомнила прошлое, вспомнила свою беспечность и надежду на возвращение к старым-добрым денькам, к родителям. А теперь мне хотелось разрыдаться, оплакать ее, себя, свою семью…
— Благодарю, господин Аман. — Пролепетала я, вставая и быстро идя в сторону двери.
Франси привычно придержала дверь, ожидая, пока я выйду. И уже в коридоре, ссылаясь на дальность расстояния и расстроенные нервы, я услышала:
— Не стоит, моя госпожа.
Я рыдала. И мне было глубоко безразлично, что меня могут услышать: мы сидели в беседке на окраине усадебного сада, и этой иллюзии приватности было достаточно, чтобы истошно выть и кричать уже второй час к ряду.
К сожалению, причин вести себя так было слишком много.
Очевидно, Франси понимала меня, потому молчаливо и грустно следила за моими самоистязаниями. Словно в агонии умирала какая-то часть моей души, словно я прощалась со своей прошлой беззаботной жизнью раз и навсегда, словно внезапно пережила все потери разом.
Я проклинала себя, Кнута, Захарию, судьбу. Молила о карающей молнии. Просила, чтобы все чудесным образом оказалось кошмарным сном, от которого бы я тут же очнулась. Неся весь этот бред, я просто добивалась единственной цели — облегчить душу.
Получилось: изможденная и зареванная я в итоге легла на лавку, нагретую на солнце, мучительно закрывая глаза.
— Их нет… Франси… если бы раньше я почувствовала такую боль, они излечили бы ее одним своим видом. — Бормотала я сорвавшимся голосом. — Я бы посмотрела на Джерри, услышала нудные наставления отца, увидела недовольный взгляд Марты… мы не были идеальной семьей, но мне и не нужна идеальная. Мне нужна моя. А он отнял у меня их и еще заставил верить, что это сделали вы… А я не смогла его убить, когда узнала правду. Он все еще жив, Франси, все еще дышит… он выиграл. Да, он выиграл, я видела его взгляд… так не смотрит побежденный. Почему так происходит? Мне не понятно это… при всем уважении к небесам, я не понимаю…
