— Димитрия? Заберу, — усмехнулась я. — Хорошей вам прогулки.
— Спасибо.
Они ушли. Рене обнимал Матильду за плечи, она все кокетничала, и все эти ужимки почему-то вызывали у меня желание рассмеяться ей в лицо.
Но я понимала, что мне-то на самом деле не до смеха.
Потому что она что-то заподозрила.
И я могла с легкостью попасть под удар.
30
До самого конца рабочего дня я не находила себе места. Ощущение, что меня самым наглым образом преследуют, никуда не исчезло. После ухода Матильды я чувствовала себя все так же паршиво, как и тогда, когда она стояла рядом со мной и то ли намекала, то ли прямым текстом давала понять, что пора бы успокоиться с бурной деятельностью и не крутиться у Истинной под ногами.
— Зачем тебе это надо? — задала я риторический вопрос, даже толком не зная, кого именно спрашиваю, себя или Матильду.
Что ж, свою мотивацию прекрасно знала. Мне совершенно не хотелось сидеть и наблюдать, как стайка совершенно бездумных, не способных ни на что хорошее мужчин продолжает разрушать чужие чувства, тыкает стрелой ни в чем не повинных людей, да ещё и истощает запас того самого драгоценного металла, наделенного свойством дарить людям истинную любовь.
От природы деятельная, я была готова горы свернуть, лишь бы тут все наладить! И даже тень Матильды, зависшей надо мной, эту уверенность не уничтожила.
Актуальным оставался другой вопрос: зачем это надо Матильде? Спросить её прямо я по понятным причинам не могла — не хотелось в один замечательный и светлый день оказаться в своем родном мире под колесами автомобиля.
Или, может быть, ни о каких возвращениях она и думать не станет. Убьет, да и достаточно.
Но даже предположить, что именно задумала Матильда, не удавалось.
…День, который и так не задался, с каждой секундой становился все хуже и хуже. В одном из крупных городов произошла какая-то незапланированная катастрофа, и Себастьян сейчас был там вместе с подчиненными, разгребал последствия и определял, кого необходимо уносить, а кого еще можно спасти. Неприкаянные души, говорил он, часто селятся на местах трагедий, потому что их пропускают, о них забывают, кто-то выписывает неправильную разнарядку. Да ещё и случилось это как-то совсем неожиданно; Рене даже не предполагал, что такое может случиться.
А Рене очень редко ошибался в своих расчетах.
Это мне тоже не нравилось. Потому что эта дорожка тоже вела к Матильде. Я понимала, что глупо подозревать её во всех смертных грехах… Но при этом подозревала, да. Она ведь постоянно крутилась рядом с Рене, могла и сделать что-нибудь, изменить какие-то показатели.
Вопрос в том, зачем ей это делать.
Рассеянная, окруженная своими мыслями, далекими от понятия радостных, я собрала вещи и поплелась в коридор. Себастьян обещал заехать за мной попозже, но я не могла ждать его в кабинете. Хотела выйти на улицу, подышать свежим воздухом.
После третьего или четвертого поворота я запоздало вспомнила, что план коридорного лабиринта так и остался валяться на столе, заваленный актуальными разнарядками, которые я ещё не успела рассортировать. Я совершила попытку вернуться, надеясь, что отошла ещё не слишком далеко, но тщетно. Коридор извивался, как та змея, закручивался в петли, и через несколько минут блужданий я поняла: заблудилась.
Прежде блудила я куда более успешно. По крайней мере, в тех коридорах, куда я заходила, были живые люди.
Или двери, которые вели к живым людям.
Здесь же оказалось совершенно пусто. В тупике красовалась черная, пугающая дверь с не менее пугающей табличкой «не входить», и я почему-то не стала нарушать приказ. Изображение смертоносной косы указывало, что там внутри хранится что-то опасное и важное. Я подозревала, что наткнулась на склад смертоносного оружия.
А Себастьян говорил, что неподготовленному человеку даже смотреть на него не стоит, потому что это чревато последствиями.
Я решила, что испытывать судьбу не буду. Если дверь закрыта и на ней такая предупредительная табличка, значит, этой двери стоит оставаться закрытой, а мне не надо совать нос, куда не просят.
Руководствуясь такой бинарной логикой, я решила поблуждать еще немного. По теории вероятности рано или поздно я должна была кого-нибудь встретить.
То ли теория вероятности меня подводила, то ли словом «поздно» обозначалось следующее утро, но на десятом повороте я сдалась. Пытаясь вернуться, я оказывалась в каких-то новых витках коридора, придерживаясь только левой стороны, заходила в тупики, а потом, пытаясь обратно пройти тем же путем, внезапно осознавала, что впереди еще три непредусмотренных поворота, которые я каким-то образом упустила при предыдущей попытке выбраться.
— Зараза, — пробормотала я. — Какая же зараза эта канцелярия!
Я устало уселась под стеной, обхватила колени руками и тихо шмыгнула носом. В эту секунду мне было себя так жаль… Закинули невесть в какой мир, я вынуждена адаптироваться, хотя меньше всего на свете мне хотелось к этому пристраиваться…
Черт! Ну за что?
— У всех двойники как двойники, — прошипела я себе под нос. — А у меня какая-то идиотка, которая мало что впуталась в проблемы, так теперь еще и… Да чтоб тебя!
Мне не хотелось знать, что там происходит в жизни другой Эдиты. Здесь было куда лучше, чем в моей прошлой реальности.
Было бы.
Если б не Матильда.
— Рыдаешь, девонька? — услышала я низкий, хриплый голос и, содрогнувшись, вскинула голову.
Рядом со мной стоял Вериар.
Ну, как стоял.
Он скорее перекатывался с боку на бок, не в силах удержать весь свой вес ровно стоящим. Пошатывался, потом восстанавливал баланс, и так по кругу. Смотреть на дракона было до ужаса смешно. Он попытался даже расправить крылья, чтобы кое-как устоять на месте, но тщетно. Слишком маленькие, как для такого веса, они торчали в разные стороны, едва заметные за горой жира.
— Ох!.. Смешно? — фыркнул дракон, наконец-то усевшись на свой весьма пышный зад и опершись спиной о стену. — Вот тебе, девонька, смешно, а мне как-то не очень!
— Извините, — смутилась я. — Не хотела вас обидеть.
— Да ладно уж! — махнул короткой лапой дракон. — Когда-то я был невероятно хорош собой. До такой степени, что от меня просто было не отвести глаз! А теперь… Одно посмешище!
— Вы все ещё красивый.
И вправду, переливающаяся чешуя выглядела очень привлекательно. Была, правда, одна проблема — все эти переливы нивелировались лишним весом, — но дракон все равно показался мне очень добрым. Ну, да, он много ест. И что с того?
— Я ж поправился не просто так! — заохал Вериар.
— Наверное, вы мало двигались и много ели.
— Мало двигался, да, — согласился он. — А что много ел… Раньше мне приносили мясо! А теперь Матильда ежедневно отправляет какую-то дрянь. Вкусную, да! Но дрянь! Я от неё расту, как на дрожжах! А может, в тех булках и были дрожжи…
— Но зачем ей это делать?
— Как зачем? — поразился Вериар. — Чтобы беспрепятственно проворачивать свои темные делишки, конечно же!
— Какие темные делишки?
— Все-то тебе расскажи!
Но я, поняв, что дракон может знать гораздо больше, чем все остальные, отставать от него не собиралась. Вместо этого придвинулась поближе и сказала:
— Матильда так странно себя ведет… Сегодня вот ко мне приходила. И, кажется, она была очень недовольна тем, что мой отдел наконец-то начал нормально функционировать. Удивительно, правда?
— Да что ж тут удивительного! — фыркнул дракон.
Потом он ни с того ни с сего клацнул зубами и отвернулся с таким гордым видом, словно обиделся. Я и так поняла — не хотел рассказывать всю правду, чувствовал, что только что сболтнул лишнего. Можно было оставить его в покое, но я не собиралась сдаваться. Мне важно было разузнать всю правду и убедиться в том, что Матильда не попытается меня убить.
Ну, или знать, что таки попытается, и быть к этому морально готовой. А заодно попытаться как-нибудь защититься на случай особо коварной, но не до конца продуманной атаки.