Сейчас от этого впечатления остались лишь неплохие воспоминания. И я даже больше сейчас впечатлена собой, как я решительно уехала в гетто. Поэтому давай подотрем сопли и я объясню, почему я вернулась.
Всеслав недоверчиво взглянул на неё, показывая удивленной бровью свои сомнения.
— Да, — согласилась Зоя, — я немного преувеличиваю. Хотела выглядеть циничной. Конечно, мне очень нелегко было принять эту правду, что вместе нам делать нечего. Если бы я не уехала, я вообще не знаю, сколько мы бы еще поддерживали отношения. Расстояние — лучший способ, на мой взгляд, оценить ситуацию. А еще там был один … один молодой санитар, который заставил меня засомневаться в искренности моих чувств. Как-то так.
— Почему ты вернулась? — сурово спросил Всеслав.
— Что?
— Ты сказала, что хочешь объяснить почему ты вернулась. Несмотря на интрижку с младшим медперсоналом.
— Всеслав, у обитателей гетто осталось времени около четырех дней. А может и того меньше.
— А потом что? — не понял Всеслав.
— Ничего. Их больше не будет. У моего отца уже получены все разрешения на введения нового лекарства, которое будет якобы снижать агрессию. А когда они все погибнут, все спишется на побочные эффекты. И малыши. Те, что пока еще дома, им тоже введут препарат. Посадят доктора Обовченко, уже решено.
Всеслав вскочил со стула:
— Это бред какой-то!
— Сядь. Меня выслали из гетто, чтобы я этого всего не видела. Отец тоже понимает, что это слишком жестоко. Но они больше не собираются держать гидроцефалов в санаториях. А новым большеголовым не дадут родиться. Все. Конец.
— Надо рассказать всем. Надо немедленно вызвать резонанс в обществе. Это поможет предотвратить этот геноцид.
— Для резонанса уже все готово, — с горечью вздохнула Зоя. — Кадры, где гидроцефал разрывает на куски ребёнка в приступе агрессии. После этого никто и не пикнет против введения препарата. Мало того, никто не станет возмущаться и тогда, когда большеголовые начнут от него умирать один за одним.
— Такое может придумать только садист.
— Возможно.
— Возможно? Это твой ответ? Твой отец просто сумасшедший маньяк. И ты сидишь и говоришь "возможно".
— Хватит. Я ищу хоть какие-то способы это предотвратить. А ты истеришь и все!
Всеслав в безысходном отчаянии бросил на стол измятую в рваное месиво салфетку.
— Никому и дела не будет, когда они все умрут. В чем они провинились, почему такая жестокость? Ты знаешь причину?
— Они слишком умны, мыслят нестандартно. Из-за этого заносчивы и высокомерны. Такие люди могут представлять угрозу системе, — открыто и без эмоций ответила Зоя.
Всеслав на миг замер:
— Я думал, это выдумки Толма. Правительство убивает свои же ресурсы из-за страха потерять контроль.
— Нет, Всеслав. Это очень точное описание происходящего. Ген агрессивности — отличная выдумка, не правда ли?
— Мы не справились с одной единственной задачей — доказать, что это ложь.
— Ну, ещё не все потеряно. Дневник Бирвиц все ещё в библиотеке.
— Ни мне, ни Адаму туда не попасть. Там теперь камеры по периметру, мне не то что бы войти, мне подойти не дадут.
— Пошли кого-нибудь.
— Смеешься? За этим Дневником охотятся Толм и Авлот. Что уже только не происходило из-за этого Дневника. Кого я тебе пошлю?
— Через четыре дня он будет бесполезен.
— Я соврал Толму, что Адам точно не помнит, где дневник. Но если попадёт в библиотеку, то вероятнее всего, найдёт по памяти. А сейчас я ему что скажу, что он внезапно вспомнил, позвонил мне из обезьянника и попросил забрать?
— Адам в обезьяннике? — удивленно спросила Зоя.
— Да, там какая-то мутная история. Николас сказал, чтобы мы не дергались. Его через пару дней и так выпустят, без всяких адвокатов.
— Я подозреваю, что через пару дней не выпустят. И тебя тоже за что-нибудь задержат. Думаю, завтра. Вы на митинг, кстати ко Дворцу Моряков собираетесь?
— Что?
— Думаю вас всех там и заметут. Чтобы не мешались. Всеслав, ты что не понимаешь, какая это серьёзная операция? Если что-то пойдёт не так, полетят погоны, должности.
— Мы можем заявить о геноциде на митинге, — нерешительно предложил Всеслав. Он чувствовал себя в западне.
— Можно попробовать. Не думаю, что это сработает. Ни на одном митинге пока не сработало. Но попытаться все равно стоит. Придумай как привлечь внимание именно к себе.
Всеслав обхватил голову руками.
— Боже, что я могу сейчас придумать.
— Всеслав, сосредоточься. Пожалуйста. Должен же быть какой-то выход. Они не могут умереть. Всеслав, для меня это не просто большеголовые люди. Это моя семья. Понимаешь?
Всеслав внезапно осознал, что само провидение послало Зою Авлот в гетто, чтобы дать гидроцефалам верного и сильного союзника. Он смотрел на неё и видел, как она изменилась. Пропала наивность и неуверенность в движениях, щенячий взгляд стал жёстким, она похудела, черты лица заострились.
Он вспомнил, как на его резкий выпад о том, что феминистки готовы поступиться всеми своими принципами отбора и взять Зою Авлот только из-за фамилии, Доронина ему ответила, что он дурак, но вскоре это поймёт. Может, она именно это имела ввиду? Или просто троллила его, как всегда.
— Надо достать Дневник. Ты права. Только я не знаю кому могу это доверить. Все изменилось. Наша партия уже совсем не та. У многих в гору пошла карьера. У нас какие-то дела, поездки, обучающие мероприятия. Я иногда даже не понимаю, чем мы занимаемся. Налаживаем какие-то связи с правительством. Толм одержим идеей назначить своих людей в гетто в руководящие должности при больнице. И отстранить твоего отца. И все вроде хорошо. Но я здесь уже как декорация. Я ничего не решаю и все это знают. Если я сейчас расскажу Толму, где Дневник, то я не уверен, что он обнародует источник. Скорее, я уверен, что наоборот. Он сумасшедший. Я уже говорил, он одержим своими идеями. Во многом я с ним согласен, но я не готов идти хоть на сделку с дьяволом лишь бы добиться чего-то, что только у меня понятно в голове. Я не знаю допустимое количество жертв в его макиавеллиевских планах и не хочу, чтобы Дневник попал к нему.
— Думаю, я его могу забрать из библиотеки. Помнишь, я тебе говорила, что в больнице никто не верил, что я там не для проверки.
— Да, — усмехнулся Всеслав, — Николас до сих пор не уверен, что ты не заодно с отцом. Боже, они два психа, один другого стоит. Куда катится этот мир? Но это хорошая мысль. Тебя без вопросов пустят в библиотеку. Авлотам точно не запрещён доступ. А ты не думаешь, что твой отец может предвидеть этот наш шаг и