не сдал меня папе или маме.
У родителей не часто бывали гости, но конкретно эти люди, кажется, уже приходили. Я их запомнила, потому что принесли в прошлый раз много конфет.
Очень скоро, позабирав пакеты с гостинцами, пара в домашних тапочках, любезно предоставленных папой, пошаркала на кухню.
Мне ничего не оставалось, кроме как включить ночной светильник, достать любимые игрушки и приняться играть уверенная, что мама слишком занята, чтобы проверять мой сон, но веселые голоса, доносившиеся с кухни, не давали покоя.
Меня никогда не звали за взрослые застолья, туда, где не было детей моего возраста. Наверное, именно поэтому любопытство не утихало.
И в этот раз я решила нарушить правила.
Приоткрыв дверь в коридор, я высунула нос, решив, что если застанут, то скажу, что встала в туалет.
Голоса стали более отчетливыми, и хоть я не понимала весь глубокий смысл диалога взрослых, но сам факт бунтарства, того, что подслушиваю, будоражил детский ум.
— Нет, она у вас, безусловно, милая девчушка, но, Лиам, совершенно на тебя не похожа, — вещала тетя Фая странным заплетающимся голосом.
— Фая, не начинай старую шарманку! — возмутилась мама своим строгим голосом, и сердце дрогнуло — обычно она так ругала меня за провинности. Уже хотелось испуганно захлопнуть дверь, но заставила себя быть бесстрашной перед ликом угрозы в виде недовольной мамы.
— У всех пар бывают кризисы в отношениях, любая уважающая себя женщина может позволить себе загулять в качестве мести, — продолжала давить неугомонная гостья, — вы же вроде как расходились ненадолго. Как раз семь лет назад… Да и я не могу уже молчать, мы ведь тогда близко дружили, ты мне все рассказывала. Не скрывай от Лиама правды.
Я нахмурилась, вроде фраза была без угрозы, но подстава чувствовалась даже семилетним ребенком.
Папа все молчал и не заступался за маму и разочарованная этими гостями и сегодняшним вечером, я ушла в кровать.
Но с этим вопрос не исчерпался. Через несколько дней, так же вечером я слышала повышенные голоса, доносящиеся с кухни. Мама горько плакала, а папа был зол и кричал на нее. Мне было ужасно страшно, в слезах забравшись с головой под одеяло, попыталась заснуть, прижав к ушам ладони.
Отношения родителей рушились, начались вечные ссоры, недовольства и препирания. Мама пересолила еду, отец не починил дверцу на кухне — и сцена начиналась по новому кругу. Правда, они старались не ругаться при мне, но, если честно, получалось паршиво, я все равно все слышала и замечала.
Я чувствовала себя предметом раздора. Папа отдалялся, все больше пропадал на работе, хотя школа в то время работала с перебоями, родители не водили меня в первый класс из-за бесчинств, творящихся в мире. Да и одна мама лишний раз старалась не выходить на улицу, по продукты они ходили только вдвоем с папой и старались закупать побольше. Холодильник и полочки на кухне были заполнены консервами и продуктами с длительным сроком годности, а еще мамиными соленьями, которые она крутила чуть ли не целыми днями.
А приходя домой, отец даже не целовал меня, как это было раньше. Мама стала более нервной и дерганой, постоянно смотрела в окно и без конца грызла ногти, словно кого-то ждала, но точно не супруга.
В конечном счете, и у папы работы становилось все меньше, никто больше не водил детей в школы учить историю, так я думала. На самом деле, как оказалось, все было намного хуже. Родители ограждали меня от плохой информации.
А тем временем наша квартира превращалась в настоящий бункер. На двери было несколько замков, даже самый настоящий засов. Окна и днем, и ночью задвинуты плотными шторами, а у папы откуда-то взялся пистолет, который пугал до чертиков.
И даже не смотря на все запреты, я иногда украдкой выглядывала на улицу, замечая скользящие по переулкам тени. Но даже не это было самое страшное, а лежащие на земле растерзанные люди. Тела были в таком виде, словно их кромсали дикие животные, а потом поджигали, потому что на некоторых я замечала волдыри, словно от ожогов. Искрящийся снег был испачкан разводами крови. Не думаю, что стоит уточнять — в окно украдкой я заглядывала все реже. Особенно после того, как пару раз заметила труповозки. Бесстрашные люди в каких-то скафандрах сгружали тела в кузов и куда-то увозили.
Родители сидели по разным комнатам, и большую часть времени я проводила с мамой. Она постоянно жаловалась, что блага цивилизации исчезают. Я не сильно понимала, о чем она говорит, но проводила параллели — каждый вечер мы теперь зажигали свечи — ни один выключатель в доме не работал. И я теперь не могла играть с любимыми уточками в ванной, потому что с крана больше не шла вода.
В одну из ночей кто-то стал ломиться к нам в квартиру:
— Пустите! Помогите! Убивают. Умоляю вас! — кричала женщина по ту сторону, барабаня кулаками по двери.
Когда я выбежала в коридор, вместе со своим любимым плюшевым зайцем Арнольдом, родители уже были там, мама хотела открыть, но папа ее одернул:
— Не смей! Сейчас каждый сам за себя!
— Но вдруг ей нужна помощь?
— Лучше подумай о своей дочери, — проговорил папа до того холодно, что по коже побежали мурашки, он повернулся ко мне, взглянул в глаза сердито и вернулся в родительскую спальню.
Мама не стала открывать и в ту ночь в очередной раз спала со мной. А я всю ночь напролет думала о папе. Мозг отказывался воспринимать его таким отчужденным, для меня он оставался таким же добрым, нежным папочкой, который злился на меня по непонятной причине.
Примерно на этом этапе мой мозг решил, что хватит с меня событий прошлого, и я стала просыпаться.
Когда проснулась, было еще темно, на дворе стояла глубокая ночь. Я бездумно вглядывалась в стену, выдыхая облачка пара. В голове роились множество мыслей и надуманных предположений, не хотелось верить в информацию, которую выдал мне сон. И правда, вдруг это всего лишь происки моего разума, как бывает со снами? Я не должна воспринимать это всерьез. По крайней мере, пока не найду подтверждение.
Печка была выключена, и теперь стало ужасно холодно, конечности продрогли в первую очередь. Я прижалась к Титу, в надежде согреться и его тело, на удивление, оказалось достаточно теплым. Мужчина машинально обнял меня и забормотал что-то сквозь сон.
Я повернула голову, вглядываясь в его лицо. Вот так, в статичном положении Тит был не смешным
