— Малфой…
— Я знаю, что ты чертовски упряма, ладно? — скрипя зубами, говорит он. — Мы оба знаем. Но дай всему идти своим чередом. Не торопись и… не обещай ничего.
Гермиона вздрагивает.
— Почему ты вообще так уверен… — она колеблется и решает задать другой вопрос: — Откуда ты знаешь про действие Обливиэйта?
Малфой отвечает резко, но не жестоко, а скорее устало.
— От тебя.
— Ох. — Это неожиданно. — Что?
— Ты говорила, что если заклинание снимает тот, кто его наложил, то это нужно сделать быстро, не пытаясь восстановить память кусками. Как сорвать…
— …пластырь.
— Видимо. — Он пожимает плечами.
Гермиона неверяще смотрит на него расширенными глазами. Она правда говорила ему такое? Конечно, она не помнит, но с чего бы Малфою врать об этом? Да и откуда ещё он мог знать настолько магловское выражение?
Гермиона всматривается в его лицо, стараясь понять, и вдруг остро осознаёт: она говорила ему это в связи со своими родителями.
Может, не сразу, но в конце концов она рассказала ему, что сделала.
Он знает. И, наверное, это не так удивительно, если наконец смириться с тем, что в какой-то момент их странных взаимоотношений Гермиона начала по-настоящему доверять ему.
— Но если контрзаклинание не произнесено, то воспоминания не могут сразу найти дорогу к нужным местам в голове. Они путаются и порождают хаос.
Её снова немного мутит, и Гермиона откидывается на спинку стула, обдумывая ситуацию.
Малфой прав.
И он знал это с самого начала.
Она правда могла рассказать ему всё это, потому что много исследовала тему, когда готовилась заколдовать родителей.
Но со своих родителей она сняла заклинание одним движением палочки, и после долгого сна и чуть менее долгой прогулки, чтобы привести мысли в порядок, всё в их головах стало на место ровно так, как и должно было. Никаких побочных эффектов, никакой боли, никакого тумана в голове, лишь небольшая толика обиды на Гермиону, что она даже не посоветовалась с ними, принимая такое важное решение.
Ситуации были разные, поэтому последнее время Гермиона и не думала о родителях.
Ведь теперь они были в порядке.
В отличие от неё самой.
Гермиона опускает глаза, уперевшись взглядом в столешницу.
— Я не помню, как говорила тебе это.
— Это было позже.
Гермиона кивает.
— Хорошо. Допустим. Позже.
— Грейнджер, — тихо окликает он и еле слышно говорит: — Я не хотел поднимать эту тему. Но раз уж мы… — он запинается. — Ты сняла с них заклинание?
Воздух, твердея, застревает поперёк горла, и Гермиона закашливается, одной рукой прикрыв рот, а вторую приложив к груди. Вдох, выдох, чтобы прийти в себя, и она всё-таки может выдавить:
— Да. Я сняла Обливиэйт. И они всё вспомнили, — она ловит его вопрошающий взгляд. — И они в порядке.
Он мягко улыбается.
— Это хорошо.
Гермиону смущает эта улыбка. Она смотрится на его лице почти дико. Гермиона отводит взгляд.
— А что было дальше? После разговора про шахматы.
— Что ты помнишь?
Она задумывается.
— Я заметила, что запасы зелий кончаются, и решила их пополнить. Я не помню, но думаю, что в ближайшее время должна была заняться этим.
— Верно.
На его лице вдруг отражаются какие-то новые эмоции, которые Гермиона не видела до этого. Выражение мечтательное, словно Малфой окунается в фантазии или же, точнее, в воспоминания. Его лицо разглаживается, как в тот раз, когда она спросила его о матери.
— Ты расскажешь, что тогда было? — аккуратно спрашивает Гермиона.
Он отвечает на удивление резко:
— Нет, — Малфой бесстыдно улыбается, заметив выражение её лица, но, будто просто хотел проверить реакцию, тут же поясняет: — Мы сварили много всего, я рассказал тебе некоторую информацию о портрете, а после ты снова осталась со мной.
Ох.
Его взгляд обжигает её.
Желудок Гермионы сжимается, и сердце бухает так, что она слегка покачивается, цепляясь пальцами за столешницу. Гермиона тяжело сглатывает раз, другой и медленно вдыхает через нос, стараясь собраться с мыслями.
По ногам и груди пробегает дрожь, когда она вдруг думает об их последнем поцелуе, который вспомнила.
И о том, как хотела прикоснуться к Малфою, пока лечила его.
И как практически заставила его обнять её до этого.
Тепло обжигает щёки и шею как раз в тот момент, когда Малфой тихо бормочет:
— Мерлин, это просто бесценно.
— Что?
— Твоё выражение лица.
Она глядит на него словно загнанный зверь, но видит лишь мягкий свет в его взгляде.
— Мне не нравится, что ты помнишь всё, а я будто блуждаю в темноте. — Гермиона не может больше смотреть на него и на мгновение закрывает глаза.
— Мне тоже не нравится, что я единственный, кто помнит.
— Я вспомню, — коротко кидает она.
— Грейнджер…
Гермиона перебивает быстрее, чем успевает продумать вопрос:
— Ты все ещё надеешься, что я помогу тебе избежать Азкабана?
Слова звонко, как камушки, падают на стол перед ними, и Малфой смотрит на её рот так внимательно и обескуражено, будто пытаясь понять, как вообще подобное сочетание звуков вырвалось наружу.
Он хмыкает.
— Я уже не избежал его.
— Да. Извини, — она приглушённо фыркает. — Я неправильно выразилась. Я имела в виду, что…
— Почему ты спрашиваешь? — прерывает он.
— Ты обещал отвечать на вопросы. Этот вопрос никак не подстегнёт мою память, я просто хочу лучше понимать.
«Я просто хочу узнать тебя».
Они оба вздрагивают.
— Да.
— Да?
— Да, я рассчитываю, что ты поможешь мне выйти, — Малфой колеблется, прежде чем продолжить. — Мне тяжело надеяться… Но я надеюсь. Я не уверен, что ты захочешь мне помочь, и даже если сделаешь это — не уверен, что у тебя получится.
— Но почему?
Вопрос слетает с её губ, но Гермиона тут же осекается.
Рон.
Ну конечно, Рон.
Вопрос про него замирает на самом кончике языка, но, натолкнувшись на тяжёлый взгляд Малфоя, Гермиона замолкает.
— У нас был договор, Грейнджер, — предупреждающе мотает головой он, но губы слегка дёргаются. Малфой знает, что поймал её, и, несмотря на обстоятельства, это забавляет его. — Один вопрос.
Желудок Гермионы снова подпрыгивает к горлу, привкус желчи обжигает рецепторы, и она кривится.
Это всё — его насмешки, её самочувствие, недостаток информации — так раздражает. Так сильно.
Гермиона чувствует, что закипает.
Малфой вскидывает брови, когда она привстаёт со стула.
— Знаешь, Малфой, — тихим и зловещим голосом начинает Гермиона, — я поговорю с Макгонагалл, а после стану приходить каждый день, только чтобы у меня была возможность задавать тебе вопросы, — она упирается одной рукой об стол, а вторую поднимает, пальцем указывая Малфою прямо в грудь. — Новый день — новый вопрос, на который ты обещал отвечать. И к чёрту промедления, — она дёргает рукой и склоняется ближе. — Я буду в этой камере каждый день и буду проводить здесь все приёмные часы. — Тяжелый вздох сотрясает её грудь, когда она пытается набрать побольше воздуха. — И чтобы ты знал — я вспомню всё до Рождества.
Напоследок она склоняется так близко, что всё-таки еле заметно тыкает его пальцем где-то в районе ключицы, и тут же отстраняется. Запыхавшись от страстной речи, Гермиона замолкает.
Малфой не сводит с неё взгляда.
Она ждёт любой реакции: тихой или громкой, яростной или спокойной. Но невероятно удивляется, когда в его взгляде снова проскальзывает веселье, а вокруг глаз собираются морщинки, предшествующие улыбке.
— Впечатляет, Грейнджер, — мягко произносит он, и уголки губ всё-таки изгибаются. — Звучишь так, как будто меня должно это расстроить, но вообще-то, — он делает паузу, которую можно было бы назвать драматической, — я буду не против.
========== 14. Четырнадцатая глава ==========
Завитки пара поднимаются над котлами, пламя рождает потрескивающий звук, по стенам прыгают рыжие отсветы, и капля пота неприятно медленно ползёт по виску.
