— Волосы обрезали… За что?
— За полюбовника. Сказали, виновна, — начала приходить в себя женщина. Стало разом легче. Наран ее в обиду не даст, он обещал.
— Кто полюбовник?
— Ты.
— Славно. Жаль, что я ни сном ни духом.
— Суд будет, Наран. Меня… наверное, засудят. Больше некого ведь.
— Яромир не дурак. Разберется.
— Не дурак, — тихо сказала Лисяна. — Только я ему никто. А жена и сестра ее — близкие люди.
— Думаешь, они отца?..
— О проходе из палат в наш дом только самые близкие знали. Я, да дочери, да сыны. Князь — и тот, наверное, не знает. А никто убийцу не видел. Вот я и думаю…
— Это дело меняет. Где проход искать?
— Кабинет Матвея деревянными панелями обшит. Расписными. Так вот та, где птица, отодвигается, если птице на глаз нажать.
— К князю пойду, буду решать. Потерпи, маленькая.
— Еще, Наран… Ингвара в город не пускайте. Нечего ему это все видеть. И если со мной… если меня казнят, забери его с собой.
— Глупая. И без твоих слов бы забрал. Мы еще поговорим о сыне. О моем сыне. Поняла? Казнить тебя не позволю, пока все долги не раздашь.
Лисяна смущенно улыбнулась, кутаясь в его кафтан. Разом стало тепло и почти спокойно. У нее появилась надежда.
***
Важная задача по спасению Листян на время вытеснила из головы Нарана все лишнее, то, что потом, он знал точно, будет его терзать. Сейчас думать о сыне было совсем не время. А уж договор военный и вовсе отошел на задний план. Обжег ненавидящим взглядом рыжую Варвару, бросил Ольгу, чтобы тот перехватывал и не пускал в город Ингвара и прямиком направился к князю.
Его пропустили. Не то потому, что посол, не то вид был очень грозный, а скорее — и то, и другое сразу.
Яромир нашелся в кабинете над бумагами.
— А, явился, бесстыдник, — ничуть не удивился он. — И как только стыда хватило здесь появиться?
— Про Ингвара я знать не знал, Листян с того дня, как ее увезли в земли моров, я не видел ни разу, с Вольским вел долгую переписку, — устало и четко ответил Наран. — Еще вопросы будут?
— К тебе — нет. Ты посол. Тебя взашей прогонят, и всего делов. А вот Лисяне за все ответ держать.
— Не посмеешь сестру хана оболгать.
— Не сверкай мне тут глазами и не угрожай. Надо будет — ни один кох из Лисгорода не выйдет. Скажи лучше, знакомая вещь?
Князь кинул на стол кинжал.
— Мой. Отец мне подарил. Я Ольгу передал когда-то.
— Твой… правду сказала.
— Ольг никак не мог быть замешан. Я с ним вместе в Бергороде был.
— Да уж конечно, никак. Он кинжал этот Лисяне подарил когда-то.
Наран кивнул. Плохо. Лучше б на Ольга свалить, он бы выбрался невредимым.
— Вот какое дело, посол. По всему выходит, что убили Матвей Всеславовича этим кинжалом. Чужих в доме не было… Кинжал у Лисяны был, понимаешь?
— Про тайный ход в кабинет из княжих палат знаешь, или мне показать?
— Ох. Ты знаешь уже. Скверно как…
— Слушай, князь, — Наран оперся руками на стол, склоняясь к лицу Яромира. — Листян — единственная сестра Великого Хана. А Ингвар — ее сын. Нападение угуров помнишь? А теперь придут кохтэ. Много. Все придут. Троньте ее хоть пальцем, и Лисгород сравняют с землей. Ты можешь убить меня и моих людей, а князя Бергорода? А его дружину? А жену его и охранницу маленького сына, бывшую десятницу Сельву? Нет, врешь. Узнает Баяр. И тебе не сдобровать.
— Только женщину это твою уже не вернет, верно?
Наран хотел было сказать, что боярыня — не его женщина. Лишь сестра друга. И ему — сестра. Одним ветром дышали, из одного котла ели. И только. Но сейчас это было не важно.
— Ты ведь не дурак, Кузнец. Дураков князьями не выбирают. Прознал уже, кто убийца, верно? — Наран бил вслепую, но по глазам Яромира понял: угадал.
— Допустим, и знаю, что с того?
— Око за око, зуб за зуб. Убийце — смерть. И тем, кто причастен, тоже. А за отцеубийство, я слышал, в Лисгороде четвертуют, да?
— Вольский стар был. При смерти, — процедил сквозь зубы потемневший лицом князь. — Неделей раньше, неделей позже…
— Кто? Жена твоя? Сестрица ее? Ну?
— Дуры. Как есть дуры. Хотели Лисяну со свету сжить. Думали, отец помрет, заветную грамоту подделали. Чтобы потом сказать — вот она какая, хотела все себе забрать. Лгунья! Ну и разделили бы тогда по закону все, Лисяне бы даже вдовьей доли не досталось бы. Да еще могли судить. А потом ты появился и стало еще интереснее.
— Глупость. Никто ничего бы не доказал. А коли доказал бы — Ольг Бурый свидетель, Матвей мальчишку признал и в
