Здравствуй, дядя, – спокойно поздоровалась Лотта.
– А вот и Кристофер, – улыбнулся Енсен и потрепал кузена по голове. – Надо же, как ты вырос.
Хейден, державшийся чуть в стороне, подошел ко мне и приобнял за талию. Енсен тут же заметил его и хитро прищурился.
– А это у нас что за молодой человек?
– Это Хейден, – я даже смутилась немного, словно и правда знакомила змея с родственниками. – Он мой…
– Жених? – всплеснул руками «дядя». – Чудесно. Вы отлично смотритесь вместе. Когда же свадьба?
– Мы еще не думали об этом, – хмыкнул Хейден.
– Очень зря. Жду приглашения.
Енсен подхватил чемодан, осмотрелся и спросил:
– Ну что? С чего начнем? Предлагаю с завтрака.
– Конечно, дядя, – пропела Юсса, подхватывая его под руку. – Как пожелаешь.
Забросив чемодан в мою машину, мы отправились на завтрак. Енсен явно решил себе ни в чем не отказывать, заказав и гренки, и салат, и копченую ветчину. Пока он ел, Юсса рассказывала о последних семейных новостях, половина из которых была выдумана, Лотта невозмутимо пила свой зеленый чай, иногда вставляя короткие комментарии, а Крис следил за «дядей» с горящими глазами, явно выбирая момент, когда можно будет попытать мужчину о приключениях бывалого авантюриста.
Мы с Хейденом сидели немного в стороне, как настоящая парочка, и шептались. Но под прикрытием этих нежностей змей внимательно осматривался по сторонам, следил за улицей, за посетителями кафе, чтобы проверить, не раскусил ли кто нашу игру. Пока все было спокойно.
Закончив завтрак, мы отправились гулять. И начать решили с Главпочтамта, куда Енсен повел нас, потому что ему якобы захотелось купить сувениров.
Мужчина бодро толкнул тяжелую створку, шагнул внутрь и замер. Мы протиснулись следом, стараясь его не тревожить. Неужели он что-то вспомнил?
– Хм, да… – протянул Енсен, внимательно оглядывая нутро главного почтового управления Ользена.
На самом деле, это даже не выглядело подозрительным. Главпочтамт был очень красив изнутри. Высокие потолки, украшенные старыми фресками, витражные окна, мраморные колонны. Конторки служащих были сделаны из дерева, а не из модного пластика, современные смарт-системы прятались за панелями и ширмами, а сотрудники носили жилетки по моде чуть ли не прошлого века. Так что Главпочтамт по праву занимал место в списке основных достопримечательностей Ользена.
Енсен прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и немного неуверенно шагнул к киоску с сувенирами. Посмотрел на открытки, выбрав один из наборов, добавил к нему магнит с Ратушей и керамический колокольчик – традиционное праздничное украшение. Расплатился, с поклоном забрал бумажный пакет и вернулся к нам.
– Ну как? – осторожно спросила я, когда мы оказались на улице.
– Не сейчас, – отмахнулся Енсен. – Мне нужно подумать.
Нужно так нужно. Тем более, у нас были большие планы на сегодня.
Пусть мы так и не поняли, побывал ли Енсен в оперном театре, после почтамта решили отправиться именно туда. Не на спектакль, конечно, а просто посмотреть само здание, которому недавно стукнуло четыреста лет, и галерею с портретами самых известных исполнителей. Несложно было догадаться, чей портрет висел на самом видном месте.
– Ингрид Акерман, – вздохнул Енсен, останавливаясь рядом с ним. – Кисти Франца Рекло.
– Это только копия, – сообщила я тихонько.
– Думаешь?
– Уверена. Потому что оригинал висит у меня дома. Ингрид Акерман – моя прабабушка.
– Правда? – Енсен неподдельно удивился. – Надо же…
Он снова глянул на портрет, но уже внимательным оценивающим взглядом. Посмотрел на меня, словно сравнивая, задумчиво хмыкнул и вдруг признался:
– А ведь я когда-то бредил историей Ингрид.
– Вы? – Настала моя очередь удивляться.
– Точнее, не Ингрид, а ее парюры. Настоящее произведение искусства. Сапфиры редкой красоты, платиновое кружево, крошечные бриллианты, похожие на искры. Король Бернард очень любил свою фаворитку.
– Дороговизна украшений – не показатель любви, – пожала я плечами.
Енсен взял меня под руку и повел по галерее, делая вид, что рассматривает картины.
– Парюра сгинула вместе с Ингрид? – спросил он как бы невзначай.
– Да, – ответила я. – Вместе с Ингрид, кораблем и всем, что там находилось.
– В молодости я увлекался кладоискательством. Хотел даже найти место крушения «Белой чайки». Но нигде не сохранилось точных сведений об этом, а океан в том месте слишком глубок, чтобы можно было просто искать.
– Наша семья знает ровно столько же, сколько и остальные, – хмыкнула я понимающе.
– И вам никогда не хотелось ее отыскать?
– Нет. Океан стал могилой для Ингрид. И не нужно тревожить ее покой. Даже ради шедевра ювелирного искусства.
– Справедливо.
– Лучше смотрите по сторонам и пытайтесь вспомнить, – посоветовала я. – Нам очень нужна ваша память.
На самом деле, я не ждала мгновенного озарения, слишком уж странным был блок в голове у мужчины. Сейчас мне просто нужно было заставить мозг пережить те события, которые он уже переживал когда-то и которые могут быть связаны с дневником. Тоже своего рода стимуляция, похожая на ту, что я проводила вчера и еще проведу сегодня. Мне хотелось надеяться: постепенно все заработает так, как нужно.
Закончив с театром, мы отправились в Ользенский дворец. Енсен не проявил особого интереса ни к его архитектуре, ни к засыпанному снегом саду, ни к картинам в музее. Мельком осмотревшись, он заявил, что проголодался, и потянул нас обедать в один из тех ресторанов, где уже побывал. Я не возражала, хотя не удержалась и все же напомнила, что с его желчным не стоит налегать на пиво, жареные колбаски и сырные гренки.
После обеда нам осталось посетить только Ратушу, которая располагалась на центральной площади. Сейчас все службы мэрии обитали в здании напротив, бывшем поновее и побольше, а в ратуше остался только музей, зал приемов, архив и башня со смотровой площадкой. Побродив по музею, я повела всех в башню. Наверх убегала винтовая лестница, крутая и узкая. Завидев ее, Енсен душераздирающе вздохнул, но все же принялся забираться. Мы длинной цепочкой выстроились за ним.
– Хорошо, что у меня голова не кружится, – пробубнил мужчина, тяжело переставляя ноги.
– Закружится, когда будем спускаться, – обрадовал тактичный, как бревно, Кристофер.
– Терпи, дядя Людвиг, – подала голос Юсса, шедшая за мной. – Каждый уважающий себя турист должен подняться на башню.
– Тем более, мы уже пришли, – сообщила я. – Остался последний пролет.
– Последний, да.
