Так что все отдыхательные и моральноразгрузочные планы на неделю полета улетели в тар-тарары. Отныне я себя ощущала подопытным человечком, на котором старатель апробировали новый подход к отношениям.
Но даже это оказалось не самым страшным. Спустя два дня у меня сформировалось устойчивое ощущение, что Орино тоже запланировал на эту неделю массу 'важного'. И в первую очередь уморить меня до смерти разговорами. Верлианец впал в крайность, дотошно вытрясая из меня малейшие подробности и детали всевозможных земных вещей и процессов. Что только его не интересовало. Я уже собственного языка не ощущала, а мысли путались невообразимо. Мое существование превратилось в пребывание в камере пыток. Рано утром меня будили, продолжавшей спать уже сидя, вручали поднос с едой и категорично требовали все съесть. А если я пыталась тихо упасть в обморок от ужаса — начинали кормить с ложечки. Потом, дав мне краткую передышку на посещение ванны, начинали допрос! Мне уже свет светящий в лицо мерещился.
Причем интересовало его вообще все. Начиная от моей мамы и друзей и заканчивая тем, по какому расписанию работает соседнее с нашим жилым блоком кафе. Кто бы знал, что разговаривать целый день так тяжело. В итоге вечером я засыпала, едва добравшись до постели. И мне, конечно, снился большой и голубокожий мужчина рядом. К моменту прилета стану овощем, без вариантов!
Страшно представить, что мама скажет, увидев меня. Уже даже не пугала мысль о том, что она скажет по поводу присутствия главы Службы времени рядом. Изначально я решила, что за неделю сочиню какую-нибудь адекватную легенду по этому поводу, которой и объясню данный возмутительный факт. Но возможности сделать это просто не предоставлялось.
Итак, утро четвертого дня стало переломным. Услышав легкое бряцанье, поняла, что завтрак и Орино нагрянули снова, и… резко вскочила с кровати! Нет, ну сколько можно?
— Ты издеваешься? — поправляя съехавшую бретельку сорочки, возмутилась я.
— Почему? — немного недоуменно разглядывая меня, уточнил в ответ верлианец.
— Все эти завтраки, пробуждение в такую рань, допросы с пристрастием — это что теперь норма жизни? — цедя слова, вопросила я.
— Стараюсь соответствовать представлениям о мужчине, который подходит для отношений в паре… временной, — пожал плечами верлианец.
— Чьим представлениям? Кузьмина? У меня тогда огромная просьба — потерпи до возвращения на базу, а потом сразу начнешь носить ему завтрак в постель и бесконечно расспрашивать обо всем! А вот, если речь о моих представлениях, то не лучше ли сначала о них спросить?!
Повисла озадаченная пауза.
— А они у всех разные? — спустя пару минут осторожно уточнил Орино.
Нестерпимо захотелось залезть под кровать и забаррикадироваться чем-нибудь неподъемным.
— Люди тоже, знаешь ли, разные! Я вот люблю, когда возможно, поспать подольше и завтракать не привыкла, в лучшем случае что-нибудь пью с утра. А ты четвертый день подряд меня так рано будишь и заставляешь есть. Каково это? До конца недели я тебя возненавижу гарантированно, — вздохнула, чувствуя, что запал гнева иссяк и, зевая, села на верлианскую гидрокровать.
Орино осторожно поставил поднос с едой на стол, подальше от меня и присел рядом.
— Хотел как лучше, — негромко заметил он. — У нас правила общие для ситуаций с женщинами, я как-то не учел, что у вас может быть иначе.
— Ясно, — вздохнула я в ответ и, повернувшись к нему лицом, серьезно спросила. — Может быть, перестанешь? Я понимаю, что ты упрямый и не привык, чтобы вот так тебя ставили перед фактом принятого женщиной решения, или у вас есть правила общие на этот случай, и по ним я с тобой в одностороннем порядке расставаться права не имела. Но от меня об этом гарантированно никто не узнает, а если тебе так понравилось иметь под рукой любовницу из числа жительниц Земли, то уверяю — желающие найдутся. Перестань на меня давить. У меня уже ощущение, что вопреки твоему отношению ко мне, тебе принципиально ночи проводить именно со мной. А так быть не может, поэтому остановись и подумай.
Орино тоже обернулся ко мне и, внимательно выслушав, неожиданно напомнил:
— У нас с тобой договор, ты помнишь? Ты можешь заявить о намерении расстаться, но я сразу предупредил, что оставлю за собой право твой отказ не принять. И у нас нет правил, которыми предусмотрено решение женщины расстаться с конкретным мужчиной. У нас эта ситуация вообще невозможна…
Ах, да, у них же все женщины общие! И месты эти с кучей ухажеров. Может быть, он так за меня уцепился из-за того, что больше никто не претендует? Опять же сама и про отсутствие жениха призналась. Если всю жизнь вокруг все общее и тут — бац! — появляется что-то только свое? Вот потому и отпускать не хочет, даже, несмотря на то, что не нужна самому. Все же решила удостовериться, что верно понимаю ситуацию:
— Ты хочешь, чтобы наша временная связь продолжалась? Но на принятых у вас условиях? — пытливо вглядываясь в него, спросила. И чего бы ему это раньше не сказать? Я бы, наверное, попыталась… тогда.
— Нет, — Орино сразу ответил, — точно нет. В смысле, хочу, чтобы продолжалось, но… как у вас, по земной модели.
— Нет у нас никакой модели, — всплеснула я руками в отчаянии. — Все просто ищут подход друг другу, стремятся узнать лучше, но не потому что так обязывают правила, а потому что хотят этого сами!
— Я про пару, — спокойно пояснил верлианец. — Стремлюсь доказать тебе, что могу быть твоей парой.
Рухнув навзничь на кровать, обреченно спросила:
— Зачем тебе это? Что так боишься спать в одиночестве?
Орино тоже откинулся назад, упав поперек кровати рядом со мной, и, нащупав, сжал своей рукой мою ладошку:
— И это тоже, спать с тобой гораздо лучше. А зачем? Сам не понимаю. Но, раз пары заводят детей, может быть и нам…, - повернув к нему лицо, обнаружила, что он смотрит в потолок.
У меня слов не было! Зачем я ему и нужна ли вообще он сам не знает, но детьми обзавестись предложил. Может быть, я все же сплю?
— Меня мама с детства учила, что дети должны появляться только тогда, когда вы уверены друг в друге и в совместном будущем, — назидательно забубнила я. — И еще — по любви! Мир, конечно, не идеален, но я бы для себя другого не хотела. Именно поэтому вопрос наших отношений для меня закрыт окончательно и бесповоротно, а о детях даже рассуждать смешно.
— Расскажи мне о своей маме? — проигнорировав все мои громкие заявления, попросил Орино. — Это так поразительно — иметь свою маму, только твою и ничью больше. Вы, жители Земли, определенно любите принадлежность во всем.
