камине.
– И все-таки я выстояла, – продолжила я. – Теперь у меня есть семья и человек, который не предаст. А с тобой я прощаюсь.
Я вздохнула, набралась смелости и надела перстень на палец.
Я не надевала его ни разу с того самого утра. То, что владелец перстня ушел, оставив его на моем пальце, было настоящим издевательством: вот, мол, плата за твои услуги, девочка. Я сорвала его в бессильном бешенстве и долго ревела в подушку. Испуганная Сьюзен стучала в спальню, спрашивала, все ли в порядке.
– Все хорошо, Сьюзи! Ушибла ногу.
Такое неуклюжее вранье, но ничего лучше в голову не пришло.
– Можно я зайду и сделаю вам компресс?
– Нет!!! – завопила я и сама испугалась своего крика.
Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы служанка вошла в спальню незамужней леди и увидела следы крови на разворошенной постели. Надо снять простыню, порвать на лоскуты и сжечь. И сорочку тоже. Живот тянуло. Не сильно, но я знала, откуда взялась эта боль. Мне стало так страшно и горько. А еще непонятно, почему я ничего не помню. Когда я только открыла глаза, мне казалось, я помню лицо и голос, и какие-то слова, но теперь воспоминания развеивались, будто дым.
В моем доме был незнакомец. Я сама впустила его. Он был ранен? Да, ранен. Просил о помощи. А потом? Почему я ничего не помню? Он опоил меня вином с ядом василиска? Кажется, мы пили вино. В вазе стояли засохшие цветы. Кто их принес? Я сама или служанка? Вчера никаких цветов не было. И почему они завяли так быстро – за один день?
Разрозненные жалкие обрывки образов, слов и мыслей не складывались в единую картину. Одно было ясно: меня использовали, меня выкинули.
Через две недели стало понятно, что моя жизнь изменилась окончательно и бесповоротно: ежемесячные недомогания не наступили, а листы лунника, которые я сорвала в саду, горчили. Горечь этого невзрачного белого цветка чувствует лишь та, кто несет в себе новую жизнь…
Сьюзен скоро догадалась обо всем. Девушка была единственной моей помощницей – и горничной, и кухаркой, и прачкой. Я наняла ее в деревне на короткий срок: я думала, что возвращаюсь в имение ненадолго. Я отпросилась у опекуна на месяц, чтобы попрощаться с родным домом, в котором выросла. Впереди ждали сезон балов и обещанное выгодное замужество…
Я много раз расспрашивала Сьюзи, знает ли она что-нибудь о незнакомце, но она помнила еще меньше, чем я. Да, кажется, приходил кто-то. Мужчина. Но и лицо, и имя – все стерлось из памяти.
Сьюзен предложила принести от местной знахарки настойку черной нариссы.
– Наши деревенские иногда пользуются, чтобы избавиться от… последствий. – Служанка красноречиво посмотрела на мой живот. – Плохенько, конечно, вам будет, но за несколько дней отлежитесь и думать забудете о неудобстве. Папаня-то егойный – мерзавец. Нет греха в том, чтобы вытравить плод насилия.
– Нет греха… – согласилась я.
Сьюзен права. Но отчего-то я совсем не чувствовала ненависти к этому крошечному росточку жизни. Он ведь ни в чем не виноват. Раз уж меня никто не может защитить, тогда я сама стану защищать себя и нерожденного малыша.
Когда Розали появилась на свет, я полюбила ее всем сердцем, едва увидев, а когда взяла на руки, боль от тяжелых родов растворилась в нежности. Хорошо, что тогда я не знала, что это лишь начало пути – длинного и трудного.
…Перстень был мне великоват, явно с мужской руки, но удивительное дело, спустя миг он сжался и плотно обхватил палец. Что за шуточки? Я испуганно вскочила, опрокинув стул. Может быть, зря я надела его? Надо было сразу выкинуть в реку с моста, как я и хотела.
Я вцепилась в перстень, но снять его оказалось непросто. Сапфир пульсировал, отлетавшие от него искры покалывали кожу. И каждая искра, будто маленькая молния, озаряла яркой вспышкой спящие воспоминания…
Раскаты грома, шелест дождевых струй по стеклу и слабый стук в раму окна. Я видела только темный силуэт, лица не разглядеть. «Помогите мне…»
«Нельзя пускать незнакомцев в дом!» – сказала я сама себе.
Однако зажгла свечу и подошла к двери.
– Кто вы?
– Я ранен… Обещаю, что уйду утром. Я не причиню вам зла.
Спокойный мужской голос, полный внутреннего достоинства. Так говорят аристократы, не простолюдины. Человек чести никогда не позволит себе обидеть беззащитную девушку.
Я повернула ключ в замке и отступила. Порог перешагнул мужчина, его одежда промокла до нитки, так что на полу немедленно образовалась лужа. Он снял куртку и бросил ее у ног. Одна рука висела плетью и почти не поднималась, хотя я не видела ран или ожогов. Другой он ерошил светлые волосы, отряхивая капли влаги.
– Простите, устроил вам здесь болото.
– Ничего… Вы упали с лошади? Что с вашей рукой?
– Остатки заклятия, – сказал он, но тут же осекся. – Такой милой девушке ни к чему знать о темных магических делах и проклятиях.
Прозвучало как шутка, но я на всякий случай сделала еще один шаг назад. Шутка была с горькой начинкой. Гость был магом, который что-то не поделил с другим магом.
– Я не хотел вас пугать, – сказал незнакомец, поднимая наконец голову. – Разрешите представиться. Герцог Бреннард Ви’Лар.
– Бреннард… – тихонько повторила я, запоминая имя.
– Бран, – улыбнулся он.
…Я вскрикнула и продолжила безуспешно бороться с перстнем. Как бы я хотела никогда не надевать проклятый перстень. Никогда не знать! Но забыть теперь не получится.
Герцог Бреннард Ви’Лар разглядывал меня, кутающуюся в старенький халат поверх сорочки. Капли воды текли по его щекам.
Незнакомец, которого я впустила в дом.
Мой любимый, который растопил мое сердце нежностью и заботой.
Насильник, который использовал меня и бросил.
Я сильно дернула перстень, он, ободрав кожу, остался в моей руке, и я тут же бросила его на стол, словно он жег ладонь. Я тяжело дышала, будто взбиралась на гору несколько километров. Не села, а рухнула на стул.
– Бран, нет… – прошептала я. – Пожалуйста, нет.
Перстень покачивался, грани сапфира ловили отблески светильника. Я не хотела верить в то, что увидела.
«Но ведь ты ничего и не видела, – жалобно прошептала другая Вэл внутри меня, та, которая научилась доверять, та, которая была любима. – Попробуй еще раз. Вдруг…»
Я облизнула сухие губы, зажмурилась, на ощупь нашла перстень и надела его на первую фалангу безымянного пальца. Голубая искра упала с камня и впиталась в кожу.
Герцог Бреннард
