на самом деле, открыли сезон охоты!
Меня мутило, я едва не задыхалась от произошедшего. В груди бешено стучало сердце, я слышала, как гулко оно ударялось о рёберный каркас, пока медленно спускалась на лифте в фойе отеля. Страх навис надо мной как дамоклов меч, вынуждая принимать решения, практически на ходу. Прожига в идеальной обороне несколько брешей, которые уже невозможно было залатать. В душе осталось лишь безразличие, граничащее с опасностью. А слова, произнесённые там на верху раскалённым железом, растекались на подкорке мозга. Дверцы лифта отворились и мир хлынул на меня миллионами звуков, каждый из которых запросто мог стать последним. Магический импульс или пистолетный выстрел? Что оборвёт мою жизнь?
Антон Трупников
Пронизывающий до костей ветер заставлял ёжиться и кутаться в пиджак. Остужал голову и наполнял лёгкие морозной свежестью. Октябрь… А такое ощущение, что завтра снег пойдёт. Я, облокотившись на стеклянные перила, смотрел в даль, туда, где раскидистые лапы елового леса чернили горизонт своими причудливыми силуэтами. Порывы воздуха острыми копьями пронизывали кожу, тут же проникая куда-то до самого сердца и не позволяли расслабиться, даже на короткое мгновение. Я полностью облачённый в парадное, стоял на балконе своего дома и в очередной раз радовался предусмотрительности предков, которые приобрели земли, сразу с огромным куском леса и даже частью реки. Тут было хорошо и спокойно.
Рублевка, ещё с конца двадцатого века жила своей, не похожей ни на что другое жизнью. Тут правили волчьи законы и большая часть аристократии, теряла права на земли, из-за невозможности конкурировать с молодыми и наглыми. Но покуситься на земли двух герцогов никто не смел. А небольшой маркизат, раскинувшийся между нашими угодьями, заинтересовал лишь одного покупателя. Правда на рассвете он проснулся банкротом и с приватной беседой в исполнение маркизы. После этого, попыток вмешаться в естественное и размеренное течение нашей жизни, больше не предпринималось. Неизвестно же, кто хуже, герцогства вместе взятые, или скромный маркизат. Загадка века, чтоб её!
Утром здесь особенно красиво. Когда первые лучи солнца поднимались из-за горизонта и окрашивали пространство в нежные тона от розового до насыщенного персикового, этим видом хотелось надышаться. Туман обволакивал верхушки деревьев, сравнивая кривую линию горизонта и превращая её в извилистое нечто, которому не было определения. Звуки природы смешивались с шумом большого города, даря успокоение и напоминая о том, что новый день приносит лишь новые испытания и к ним надо быть готовым. Но не сегодня… Ведь в этот день, все мои мысли сходились лишь на двух вещах. Предстоящих похоронах и чертовски упрямой девице, которая не желала принимать протянутую руку помощи.
Чем больше я об этом думал, тем отчётливее понимал, что ситуация выходит из-под контроля. Точнее, я даже не мог понять, в какой момент, всё перевернулось с ног на голову и начало напоминать цирк абсурда? По какой причине, каждый, находящийся в зоне досягаемости, пытался впарить мне нормы поведения, которые даже рядом не лежали с фирменной подлостью Трупниковых. Вергилия в этом плане была до неприличия права. Если нас что-то заинтересовало, то мы готовы были идти по головам. Но когда дело касалось семьи… Надо быть полным кретином, чтобы кого-то тронуть.
Пусть у матери с отцом брак был по расчёту, а любил и любит он одну единственную, это не мешало ему заботится о её комфорте и благополучии, как о своём собственном. И мстил он со всей жестокостью, на которую только был способен. Потому-то странно, слышать от своей любимой женщины, что такого во мне днём с огнём не найти. Докурив, обернулся, и затушил бычок в хрустальной пепельнице, подарке какого-то там шейха. Потянувшись до хруста в пояснице, стряхнул с себя сонное оцепенение и направился по боковой лестнице вниз, на нижний этаж. Хотелось размять кости, а заодно понять, что же день грядущий нам готовил.
Наверное, с самого раннего детства, большую часть времени я проводил в зале. Сколько груш отец уже сменил? Какой бы сильной магия ни была, кредо Трупниковых требовало быть лучшими и наглыми во всем, за что брались потомки. Как только мне исполнилось четыре, и я начал понимать, каким образом устроен этот мир, за моё обучение взялся отец. Он был самым строгим учителем, лучшим наставником и человеком, который всегда знал, как похвалить и как расстроить. За что следовало ругать, а что было лишь глупой шуткой юного наследника. Те далёкие года, так приятно освежали память, не хуже, чем пронзительный ветер на балконе.
Самый первый раз, когда я понял, что надо бороться, когда увидел папу со сбитыми в кровь костяшками и зачарованно любовался его грацией и хищным оскалом, пришёлся на мой третий день рождение. Это завораживало, потрясало и в то же время, внушало доверия. Словно, я стал чуточку взрослее, узрел полную картинку мира и смог пробудиться. Тогда, я особо не вникал, зачем двум мужчинам, ничего не делящим в обычной жизни, так яростно сходиться на ринге. Они дрались всерьёз, вгрызаясь в оппонента всеми доступными способами. Я же лишь стоял в углу и наблюдал за тем, как кровь разбрызгивалась во все стороны. Папа и Готьер-старший выглядели эффектно. Завораживали и интриговали. Тогда-то я и загорелся мыслью стать таким же как они.
— Скоро придёт Энтони с сыном, — хрипло, устало проговорил отец. — Вот и посмотрим, на что вы сгодитесь.
— А что мы будем делать? — переспросил маленький я, но ответ узнал сам, когда гости прибыли уже вдвоём.
В тот день меня впервые познакомили с рингом и с правилами выживания на нем. Дети, это цветы жизни, говорила мама, а папа считал, что даже самая нежная фиалочка должна уметь за себя постоять. Соседский мальчишка бил меня не щадя. Силы были неравны. Я легко понимал, что его отец тренировал. Чёртова семейка вояк, отличалась не только дурными манерами, но и тяжёлыми оплеухами. Я же пялился на них, как на восьмое чудо света и впервые в жизни сжал кулаки. Но что-то во взгляде изумрудных глаз, не давало мне покоя. Я смотрел в них, а ощущал жгучий азарт, который растекался в груди смешенной рекой.
Первый сломанный нос я воспринял, как знак свыше. Никогда, никому и ни за что не проигрывать. Слишком много чести! Первый удар под дых выбил из головы всю дурь и наполнил лёгкие горячим воздухом. Боль растекалась сжиженной лавой по всем участкам. Первое растяжение связок… Первый перелом… Первое поражение… С Александром, я прошёл через все это. Слышал слова утешения
