За его спиной из комнаты выскользнул Пилар, за ним выполз раненый Рубен, оставляя след из маслянистой черной крови и аппортов.
— Они уходят, — попыталась сказать я, но со мною было что-то не так, что-то очень нехорошее. Я не могла произнести ни слова, и мой мозг, видимо, перешел в замедленный режим работы. Ноги подкосились, и я привалилась к стене, но Пэйн поймал меня прежде, чем я рухнула на пол. Пэйн?
Ради всего святого, не говори. Не двигайся, Сэм. Все будет в порядке. Крови много, но я как-нибудь остановлю кровотечение.
Его взгляд был полон ужаса, из-за чего у меня на глазах выступили слезы. Я попыталась коснуться его лица, но руки меня не слушались. Пэйн?
Я позову Финна. Мы поможем тебе. Поблизости есть больница. Не оставляй меня, Сэм, только не оставляй меня. Поклянись, что не оставишь меня.
Я не уйду, начала говорить я, но остановилась на полуслове, потому что поняла, что это неправда. Комната вытягивалась, как подзорная труба: Пэйн в одном конце, я в другом; и мы все дальше и дальше удалялись друг от друга, пока не оказались в противоположных концах длинного туннеля.
Пэйн, куда ты уходишь? Что случилось? Почему я не могу двигаться?
Сэм, черт возьми, не оставляй меня! В его голосе, звучавшем в моей голове, слышались слезы; слезы, тоска и боль такая глубокая, что резала мне душу. Держись за меня, Сэм. Будь со мной. Не отпускай.
Кажется, я не могу…
Меня относило, будто мое астральное тело в очередной раз улетало прочь, но что-то было не как всегда. Меня наполнил ужас, когда я, наконец-то, поняла, что происходит. Я изо всех сил боролась, чтобы не улететь, но была бессильна. Пэйн! Я не хочу уходить! Пожалуйста, не позволяй мне умереть! Я люблю тебя! Я не хочу оставлять тебя!
Я не отпущу тебя, любимая, ответил его голос в моей голове, далекий, но спокойный и обнадеживающий. Прости меня, Сэм.
Простить тебя за что? Спросила я сквозь горькие слезы. Мне хотелось кричать и биться, протестуя против жестокости судьбы. Теперь, когда я нашла Пэйна; теперь, когда он принял меня, и у нас впереди была вся жизнь — бесконечная, вечная жизнь — неправильно, что я должна быть оторвана от него. Пэйн! Пожалуйста! Помоги мне!
Прости меня, любовь моя.
Глубоко во мне распускалась боль, ужасная, разрывающая боль, отличающаяся от всего, что я когда-либо чувствовала, и на мгновение я испытала трепет от того, что могу что-то чувствовать — значит, я еще не совсем умерла. Серебряные глаза Пэйна обожгли меня за секунду до того, как сверкнули его клыки, в моей груди взорвалась мучительная вспышка, и на меня навалилась странная апатия. Он кормился с меня на убой, пил мою кровь, вбирая в себя все, чем я была, что имела, и что когда-либо буду иметь, оставляя меня… пустой.
Он отпустил меня, позволив моей полой оболочке барахтаться и тонуть в черной бездне, и с последним душераздирающим всхлипом скорби меня больше не стало.
Сэм?
Ммм?
Как ты себя чувствуешь?
Не знаю. Я сплю?
Да. Теперь просыпайся.
Ладно.
Я открыла глаза. Мы были все в той же комнатушке под улицами Эдинбурга, и через открытую дверь лился слабый свет. Где-то вдалеке завывал ветер, будто начиналась буря. Земля подо мной была мокрой и липкой от крови. Моей крови.
— Я не умерла? — Мой голос звучал сдавленно, хрипло и грубо.
Не говори пока вслух. Дай телу время залечить рану на шее.
Ко мне вернулась память. Пилар меня ранил?
Ударил тебя в шею. Он перерезал яремную вену, черт, чуть не обезглавил тебя, иначе я бы тут же отправил тебя в больницу. Но не было времени, Сэм, совсем не было времени. Ты умирала. Ты уходила от меня, и я не смог бы это предотвратить.
Ветер поднялся снова, его вой отзывался болью у меня в ушах.
Но сейчас я жива, сказала я, все еще не понимая, что случилось. Большая часть произошедшего чудовищным образом расплывалась в моем сознании.
Пэйн ничего не ответил, просто смотрел на меня с таким виноватым лицом, что мне хотелось зареветь.
Я протянула руку. Она дрожала и была вся в крови, но это была моя рука. Видишь? Я здесь. Я жива … мой голос прервался, и по коже пополз ужас, когда я поняла, что произошло. Ветер, который ревел так громко, что причинял боль моим ушам, был не снаружи… Он был внутри меня.
В том месте, где обычно находилась моя душа.
— Милая, если ты не прекратишь свои попытки закричать, ты натравишь на нас охотников за приведениями. И тебе нужно отдохнуть, чтобы рана на шее зажила.
Отвратительный скрипуче-писклявый звук, который получился в результате моей попытки заорать в ужасе, прекратился. Я привалилась к стене, задыхаясь от усилий и напряжения.
— Где моя душа? — Прохрипела я.
Его глаза потемнели от боли… боли, сожаления и жалости. Жалости ко мне.
— Прости, Сэм. Это был единственный способ спасти тебя. У меня не было выбора. Я мог или обратить тебя, или дать тебе уйти, но я не оказался не способен на это. Ты можешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, но, по крайней мере, ты жива. И клянусь, я найду твою душу и верну ее тебе.
— Обратил меня? — Мой голос все еще был хриплым, но стал немного громче. — Ты обратил меня? Ты сделал меня Моравийкой?
— Да, — сказал он, внимательно глядя на меня.
Я покачала головой, слегка поморщившись от боли в шее.
— Нет. Когда я была Возлюбленной, ты сказал, что это то же самое, что и быть Моравийкой. Но тогда у меня была душа. А сейчас нет. Где она? У кого? Я хочу ее вернуть!
— За все надо платить, Сэм, — ответил он, и его глаза были грустными, такими грустными. — Плата за обращение человека — потеря его души. Вот почему это делают так редко — слишком редко такая цена оправдана.
Я переваривала услышанное. Я ослабла от потери крови и была так голодна, что даже не подозревала, что такое возможно, но внутри меня было пусто. Абсолютно пусто, не считая этого проклятого непрерывного ветра. Пэйн сделал это, чтобы спасти меня, чтобы я осталась в живых. Но стоило ли оно того?
— Я опять бессмертна?
Его большой палец гладил меня по костяшкам пальцев.
— Да.
— Я смогу вернуть свою душу?
— Я… не уверен. — Он даже не пытался соврать.
— Такое бывало раньше? Кто-нибудь из тех, кто был обращен, возвращал свою душу?
Его глаза блестели так, что я почти видела в них свое отражение.
— Я об этом не слышал.
По моей щеке покатилась слеза.
— Я знаю, что ты хотел сохранить мне жизнь, но, Пэйн,… я не хочу прожить вечность без души.
Он притянул меня в свои объятия так, что мое лицо уткнулось ему в плечо, пока я рыдала. Его голос был хриплым от эмоций, но звучал во мне оркестром из тысячи вибрирующих струн.