“Цесарки ирландские полужирные”. Рановато для перекуса. Надо искать клад, не отвлекаясь ровным счетом ни на что.
“Комната забытых вещей”, где Филипп складировал дешевые подарки и всякие не пригодившиеся в хозяйстве или выбывшие из строя по причине дряхлости вещи, которые не решался отправить на помойку, всегда была заперта. Лиза хотела провести там ревизию и выбрать, что раздарить, а что выбросить, но у нее все “руки не доходили”.
Я решил проверить, не устроен ли в кладовке тайник для моего сокровища. Аккуратно вскрыл дверь и затаил дыхание, чтобы не чихнуть от пыли.
Воздаю хвалу современным способам тепло- и звукоизоляции! В “комнате забытых вещей” было немногим больше пыли, чем в жилых комнатах. Свалка ненужного была сосредоточена вдоль стен, а посередине лежал огромный плюшевый тигр возле детской тахты.
Далее я повел себя необъяснимо, безрассудно. Опустившись на четвереньки, взобрался на груду красочных книжек – иллюстрированных энциклопедий и альбомов с картинами великих художников. По книгам я прополз к письменному столу школьника, изрисованному синими чернилами, и, прячась за ним, подобрался к детской тахте. Легко перемахнув тахту, повалил плюшевого тигра набок и сильно схватил его зубами за шею. В азарте я издал тихий рык, удушая неподвижную жертву как саблезубый зверь. Острые клыки вспороли мохнатый плюш. Мне в рот набилась вата. Желудок удивленно заурчал, вопрошая: “Где же кровь?”
– Гав! – окликнул меня Кампай.
Я будто вырвался из объятий глубокого сна. Отпустил плюшевую добычу, медленно приподнялся от пола. Пес глядел на меня с недоумением и укором. “Что с тобой, дружище? – спрашивали его печальные глаза. – Ты в своем уме?”
Мне стало невыносимо стыдно перед ним. Собаке простительно трепать и грызть мягкие игрушки. Но Кампай сидел с задумчивым видом у порога, а я, испуганно оглядываясь и плюясь ватными комочками, бочком отступал от плюшевого тигра, на шее которого зияла серовато-белая рваная рана.
Со мной и вправду случилось что-то не то. Так что же именно? С чего это я впервые за полтораста лет скатился до недопустимых глупостей?
Подбирая разумное оправдание произошедшему, я пришел на кухню и заглянул в холодильник. Охота на игрушечную дичь разожгла мой аппетит. Во рту горело от жажды крови.
“Цесарки ирландские полужирные”, – разве можно устоять перед деликатесом со столь заманчивым названием?
– Как жизнь твоя, старинный мой приятель? – от прозвучавшего наяву до боли знакомого голоса я выронил банку из рук, и она вдребезги разбилась о плитку из искусственного мрамора. – Все страдаешь от неугомонности творческой натуры да лакомишься де-ликан-тесами, недоступными простым вампирским обывателям?
Я уставился на Лаврентия, не замечая разливающейся вокруг меня кровавой “маленькой Венеции”. Мой злейший враг будто сошел с последнего прижизненного портрета – чрезмерно тучный, с умасленными волосами, он сидел на угловом диване, развалившись и закинув ногу на ногу. Одет он был в точности как на картине – в костюм-тройку из английского сукна, и так же держал золотую трость в правой руке, а над карманом жилетки у него висели круглые ювелирные часы на цепочке. Настоящий призрак капитализма!
– Вон отсюда, – собравшись с духом, прорычал я.
– Э-э-э. Погоди ощетиниваться, Тишка, – призрак поставил обе ноги на пол. – Никто и никогда меня не выгонит из построенного мной дома. Ишь ты какой проворный! Я тут все до мелочей планировал, проекты рисовал. Кружочками на карте отмечал в саду плодовые деревья. Треугольниками и ромбами – елки и сосенки. Шестигранниками – розарии. Трапецией поставил виноградник… Вишь, на зависть вышла геометрия. Поныне все цветет, плодоносит, благоухает… Одним словом, пышет!
Лаврентий встал с углового дивана, опершись на золотую трость, и двинулся ко мне.
От страха я забыл про скользкий пол на кухне. Попятился и, поскользнувшись, угодил в лужу деликатесной цесарочьей крови.
– Дом приукрасился! Услада взора! Дивная картина! – Лаврентий с упоением наблюдал, как я кувыркаюсь в несъеденном обеде, пытаясь встать на ноги. – Хвала моим рачительным потомкам! Повсюду роскошь! Блеск! Приятнее всего мне, что в убранстве каждой комнаты иль залы проклевывается зерно изысканного вкуса!
– Молчи, мерзавец, – мне удалось подняться, и я пригнул голову в боевой вампирской стойке.
– Ишь, напугал, – враг лениво развел руками, и открывшаяся сама собой дверца холодильника с невероятной силой ударила меня по носу.
Я захлопнул ее и проверил, цел ли нюхательный аппарат. Нос уцелел, но из него текла кровь.
– Стой и слушай, – рявкнул напыжившийся Лаврентий. – На чем я остановился? Ты, окаянный, меня с мысли сбил, – призрак почесал указательным пальцем щеку. – Ах, да! Я вот чего желал сказать… Подумать бы – смотри, граф Поликарпов, как протекает жизнь в твоем любимом гнездышке, и радуйся. Да не пришлось мне вечность спокойно париться в аду. Завелись вредители в усадьбе. Лопают мои яблоки и груши, клубнику и малину, дрыхнут на моей царской кровати с балдахином, да еще удумали запустить в дом громадного пса. Каждый день он пачкает мою кушетку. Я ненавижу собак! Презираю! Могу их только есть на ужин, больше не воспринимаю ни в каком качестве. И этого всего вредителям показалось мало. Решили они умыкнуть мой клад втихомолку. Так вот что я скажу: накоси-выкуси.
Лаврентий показал мне кукиш.
– Клад мой, – не побоялся возразить я. – Ты у меня его украл, мошенник.
– Ты сам его сперва украл, – напомнил призрак. – Тебе кичиться нечем. А в конечном счете клад стал моим.
– Тебе меня не напугать, – я встал подальше от опасных дверец и внимательно следил за столовыми приборами. Если они пустятся в полет, я сумею с ними справиться.
– Восхищен героической храбростью атамана, от которого разбежалась вся шайка, – Лаврентий показал верхние клыки в наглой ухмылке. – Ты, Тишка, мной довольно покомандовал. Пришел мой черед стать генералом. Ну-ка, расскажи, понравилось придуманное мной сафари? Ты весь в моих руках, и никуда тебе не спрятаться.
– Поживем – увидим, – я скрывал ледяной страх, ползущий от промокших ног к сердцу. – Тебе, наверное, обидно, что я живой, а ты давно себе могилу выкопал. Как вовремя ты явился, Лаврушка! Я все хотел разузнать, хорошо ли кормят постояльцев в аду. Ответь мне, подают тебе на ужин ягнячью кровь в серебряной чаше, согретую адским пламенем, или приносят жаворонков в сметане, поджаренных на чертовой сковородке?
– В аду нет
