Вдруг это будет отец многодетного семейства. Или тихий дедушка. Или вообще кормящая мать. Как бы ни хотелось жить, не стать разрушителем чьей-то жизни хотелось ещё больше. Тем более что с приговором её семье уже всё ясно: от них не отцепятся, пока не доделают начатое.
Оставалось придумать, как бы так извернуться, чтобы вообще никого не подставлять. Лично ей ничего путного в голову не приходило. Путного в том смысле, что умереть хотелось мгновенно. Раз и всё.
Юлька никогда прежде не задумывалась над подобной ересью. За ненадобностью. С какой стати ей умирать? У неё всё хорошо: она любит, её любят, и сын замечательный. Но как всякий образованный человек она знала самый безболезненный способ: наглотаться снотворного. Заснул и не проснулся.
Всё бы ничего, но мысль о том, что Севушка на её глазах будет глотать эти самые таблетки, вызвала жуткую тошноту. Какую мать не скрутит от такого… такой…
Задумавшись, Юлька не услышала, как открылась входная дверь. И чуть не подпрыгнула, когда услыхала капризный женский голос:
— А ты, что тут делаешь?!
Она повернула голову. И поняла, что никто не испортит ей «последние денёчки».
Гостье было лет тридцать-тридцать пять. Красивая ухоженная брюнетка — даже чересчур красивая. Просто кинозвезда. И как всякая кинозвезда упакована на крупную сумму денег. Оставалось надеяться, что деньги не из Даяшиного кармана. Иначе он просто дебил, а не бабник.
На кухне вмиг воцарилось молчание. Юлька прямо так сквозь стену и увидала, как у мужа одеревенела вытянувшаяся спина. А у Севки — папашиного подпевалы и сообщника — округлились глаза: ну что, батя, влип? Вряд ли эта мадам пришла к тощему подростку.
Значит, вот как они тут без неё жили-поживали.
— Я тут лежу, — медовым голоском протянула Юлька.
И слегка напряглась. Ибо над головой гостьи вмиг материализовалась троица хвостатых гадёнышей. Они принялись плавно опадать вдоль её тела осенними листьями. Юльке показалось, будто придиры тщательно тестируют физический потенциал данного человеческого индивида. Ещё бы! Ему ж предстоит завалить сразу троих приговорённых — двое из которых мужики.
У неё вдруг прорезалось желание покуражиться. Ревность не царапалась, не кусалась — не ей качать права после собственного загула на сторону. И это славно: значит, совесть не дремлет. Как и натурально иезуитское желание поиздеваться над затихшим в кухне татарским гусаром.
— Это я вижу! — прошипела брюнетка, картинно распахнув шубку из белой рыси.
Конечно, не для того, чтобы лохматая помятая со сна бабёнка под одеялом оценила высокую грудь соперницы. Ну, и декольте с ожерельем — возможно даже брильянтовым. Нет — решила Юлька — такое точно не из Даяшкиного кармана. У него кишка тонка так раскошелиться — он прижимистый, как баскак.
— Тогда зачем спрашивать? — включила Юлька «тупую блондинку», вполне себе натурально удивившись.
Два бронзовых ящера пропали: скорей всего вернулись на кухню к своим подопечным. Почему-то Юлька считала, будто они совершенно точно мужеского пола. Типические мужики. А беленькая у неё бесспорно девочка.
Мужики вон потеряли интерес к объекту и всё: смылись, не отягощённые сомнениями. И только женщина могла настолько отдаться своим сомнениям, что залезла отвергнутому объекту под кожаную юбку. Откуда свалилась за отворот моднявого ботфорта. На вкус Юльки довольно вульгарного.
— Ты и острить горазда? — язвительно восхитилась гостья, демонстративно промаршировав к дивану и сбросив на него шубу. — Не только валяться по чужим постелям.
Юлька перевернулась на бок. Подпёрла голову рукой. Улыбнулась ящерке, беспардонно рассевшейся на макушке брюнетки, и доверительно призналась:
— Знаешь, с чужими постелями у меня как-то не очень. За всю жизнь только два мужика.
— Вид не товарный, — по-хозяйски рассевшись на диване, презрительно оценила брюнетка.
Волосы у неё были уложены просто шикарно: стильно и ничего лишнего. Не считая обалденных серёг, которые — Юлька это знала точно — ей бы подошли больше. Такие длинные при таком узком лице, как у гостьи, смотрятся не ахти. Они просто созданы для её кругленького миленького личика.
Кстати, может Даяша раскошелится по такому случаю? Всё-таки любовница припёрлась, а дома ребёнок. Когда ещё подвернётся такой подходящий шанс его поприжать? И неважно, что пощеголять в них уже наверняка не придётся. Истинная женщина и умирать должна красиво. К примеру, в бриллиантах.
— Ты ещё остального не видела, — сокрушённо посетовала Юлька. — Показать? — сгребла она край одеяла, намереваясь его откинуть.
Ящерка вытянула шею, словно чего-то там ещё не видела. Будто не она принимала со своей жертвой ванну и восседала на унитазе.
— Не стоит, — презрительно процедила брюнетка. — Охотно верю. А где, кстати, хозяин дома?
Юльке показалось, будто за стенкой хмыкнул Севка. Она мысленно попросила сына дать маме ещё чуток покуражиться. Даян точно не выйдет: интонации её голоса он ловит с полу вздоха. Моментально просёк, что третий в гостиной сейчас лишний. Затаился и ждёт, когда всё закончится.
Вылезет лишь тогда, когда бабы вцепятся друг другу в волосы. Этого степной джентльмен страшно не любит. Юлька тоже, но о пристрастиях гостьи ничего неизвестно. В случае чего можно зарыться под одеяло и завизжать — подумала она и ответила:
— В магазин побежал. Опохмелиться надо. А то башка трещит.
— Ты ещё и пьющая? — вновь съязвила брюнетка, источая столь густые волны превосходства, что Юлька решила: нужно перекраситься.
У неё и свой цвет ничего себе. Однако полезно почаще меняться, чтобы к твоему мужу не липли такие вот фифы. Прямо ни на день мужика одного нельзя оставить: обязательно утешится. И не с одной. Бедная Галя. А Даяша просто свинья!
— И пьющая, — со вздохом, подразумевающим раскаяние, призналась Юлька, — и гулящая. Ещё и загребущая.
— В смысле? — обалдела брюнетка, не сумев от неожиданности сохранить прежнюю маску умной супер успешной стервы.
— Он мне денег должен, — похвасталась Юлька, кокетливо заправив за ухо спутанную прядь.
— Ты что, проститутка? — преисполнилась собеседница невыразимого презрения.
Куда там прежнему! Это было сродни эффекту открытия холодильника, простоявшего выключенным где-то с недельку. Вон и беленькая так же думает. Юльке даже показалось, что малютка за неё обиделась. Закрутила хвостиками, невесомо хлеща ими гладко зачёсанную и набриолиненную тёмную макушку.
Вот был бы номер, если бы её хвостики вдруг обрели реальную твёрдость. Интересно: завизжала бы брюнетка, когда на её башке заработала бы циркулярная пила? Или держала бы марку? Хотя вряд ли. Один раз уже прокололась. Не такая уж она и непробиваемая. Сплошные позы да маски. Видимо, сильно на Даяшу обиделась.
— Да нет, — простодушно отмахнулась Юлька. — Я обычная. Кто меня в проститутки возьмёт? Ни рожи, ни кожи. Да и лет уже… за тридцать.
— И кто же, в таком случае, ты такая? — с щегольской вкрадчивой издёвкой, наконец-то, осведомилась незваная гостья.
— Жена, — простодушно убила её довольная собой Юлька.
А ящерка зааплодировала ей всеми хвостами. Затем свесилась с фигурной замысловатой чёлки и показала неприятной тётке язык.
— Чья жена? — не поняла та, заметно поднапрягшись.
— В смысле? — в свою очередь не поняла Юлька. — Даяна, конечно. Лежу вот в собственном доме на собственном полу. Как тебе, кстати, паркет? Даяше цвет не нравится. Еле уговорила, что тёмные полы не «совдепия», а стильно.
— Полагаю, это не шутка, — холодно констатировала брюнетка.
Сняла ногу с ноги и выпрямилась, насторожившись. Ага — злорадно завопила мстительная Юлькина душонка — вся такая супер продвинутая, а жены испугалась! Как не подражай залакированным бездушным западным эмансипе, а в душе всё та же русская баба. Клич «жена пришла» сразу включает древние механизмы: надо тикать, пока лохмы не повы́дергали. На законном, так сказать, основании. Практически за воровство чужой собственности.
