помешаны на меленьких дракончиках. Просто эпидемия. Надеюсь, что это не заразно. У меня есть Холи и мне вполне хватит.
Видно увидев скептик в моих глазах, Сардиса вдруг спросила.
— Как давно мы, по-вашему, Балаури Вайолет, женаты?
Я прикинула. Он так нежен с ней. Даже у Азура я при первой встрече не видела такой нежности к жене. Это потом я уже поняла, как он ее безгранично обожает. Но учитывая возраст драконов я накинула пару лет и брякнула.
— Лет десять?
— Сто пятьдесят лет назад мы прошли церемонию в Золотом Замке, Балаури Вайолет, — за жену ответил мне Илектр.
А я сглотнула. А. Ну тогда понятна всеобщая эпидемия. Туго у них с рождаемостью. Вот и Гарбу уже пятьдесят. Неплохая такая разница между детишками. Лично мне нравится. А еще неплохо, что они рождаются сейчас. У Холи будут друзья.
— Можно я попробую, — и я указала рукой на голову того дракона, что все еще держала Сардиса.
— Я буду очень вам признательна, Балаури Вайолет.
И она отошла, уступая мне место. А я положила руку на голову дракона и уже привычно выпустила родовую белую магию.
Сардиса даже не удержала восторженного восклицания, когда статуя мягко отошла в сторону. Именно мягко, наверное, в ее памяти жило предыдущее глобальное разрушение с последующей переплавкой. Хотя о чем это я?
Под статуей скрывался и надежно защищался большой механизм, уходящий глубоко вниз. А вот наверху красовалась большая плоская… Астролябия.
— Вы знаете что это такое, Балаури Вайолет? — спросил меня Илектр.
— По чистой случайности знаю. Это древний прибор, служивший для измерения горизонтальных углов. Еще с его помощью можно определять широту и долготу небесных тел. Была такая ученая Гипатия Александрийская. Она совершенствовала и конструировала такие астролябии. Вот этот верхний плоский диск, что лежит на таком же только побольше, вращается. Это, к сожалению все, что я могу понять. Все эти цифры и рисунки на нем, мне ни о чем не говорят.
— И что мы будем делать?
— Давайте вы положите руку на диск что побольше, и выпустите родовую магию. А я на тот, что поменьше. Но много ее по моему опыту не нужно. Как только диск под вашими пальцами начнет вращаться — отпускайте его. Он должен встать в нужное положение сам.
Именно так и произошло. Механизм засветился. Все же он забрал еще какое-то количество янтарной магии. Я чувствовала, как моя магия вытекает из пальцев и погружается в механизм внизу. Но в основном это все же была янтарная магия Дома.
А потом оба диска завращались и встали в совершенно мне неведомое положение, но это было правильное положение, потому что статуя Гелиоса качнулась и стала двигаться на свое законное место, закрывая и защищая древний механизм.
И тут же из статуи ударили магические струи. Они в первую очередь устремились к своему главе, насыщая и питая его. Но потом магия ударила и в стоявшую рядом Сардису. Но и тут она не остановилась и стала плавно разливаться по стенам. И вот тогда янтарные панели наконец-то засияли.
Янтарь стал светиться изнутри, показывая все загадочные глубины и переплетения.
Я всегда любила янтарь, поэтому не сразу обратила внимание на то, что происходит. Пока я занималась разглядыванием стен, освещенных магией, хозяева Мельницы насыщались магией.
Сначала в дракона превратился Илектр. Все-таки основной удар пришелся по нему. А затем и Сардиса превратилась в янтарного дракона поменьше.
Я запоздало попятилась. А потом все же залюбовалась двумя янтарными драконами. Уж очень красиво они смотрелись в обрамлении лучей света и янтаря.
На меня драконы обращали мало внимания. А я вдруг поняла, что они собираются делать.
Но Илектр обвил своим телом дракона Сардисы и мягко ее поглаживал, а потом и вовсе повалил на пол и навис сверху.
Это что? Они решили в драконьем обличии любовью заняться? А это возможно? А можно я посмотрю? Ну, интересно же? От одной мысли об этом по мне прокатилась волна жара. Или это волна исходит от двух драконов, что переплелись телами и активно трутся друг о друга?
А потом они стали сильно бить хвостами и кататься по земле. Этак они меня собьют в порыве страсти.
И я попятилась к выходу из Мельницы.
Но вот жар не проходил. Да что со мной? Я как будто горю. Может у меня солнечный удар? Ну, на солнышке перегрелась? Тут его много.
А еще мне хочется. А что хочется? Золтона! Вот что я хочу! И прямо сейчас!
Я развернулась и побежала к выходу.
Уже подбегая я врезалась в того, о ком и думала, пока неслась.
— Ты сума сошла? Тебя зацепило? — и мою голову подняли за подбородок.
— Золтон! — только и могла я выговорить.
— Розовые драконы! Зацепило! Я ведь просил Илектра дождаться твоего ухода! — сказал что-то непонятное он.
Но вот мне было не до разговоров. Я потерлась об него всем телом как кошка и полезла расстёгивать его пуговицы. На нем слишком много одежды.
Но Золтон подхватил меня на руки и мы побежали. Я в принципе не возражала. Надеюсь, там будет кровать?
Но зацепило не меня одну. Золтон вдруг зарычал, и едва мы выбрались в библиотеку, меня прижали к стене и набросились с поцелуями. Я потянула за его рубашку и пуговицы посыпались в разные стороны. Золтон целовал мою шею, пока я с остервенением рвала на нем одежду.
Но вдруг мой шалый взгляд упал на Хранительницу, которая закрыла дверь в Мельницу, а теперь строила портал прямо в библиотеке. Я оторвалась от Золтона и не минуты не сомневаясь шагнула в портал, построенный Хранительницей и потащила за собой Золтона, не отпуская его от себя.
Она его открыла внутри Замка. Это ей явно было по силам. Судя по обстановке со смесью янтаря и золота это были личные императорские покои. Такие покои есть в каждом замке.
Но рассмотреть мне ничего не дали. Тут была кровать. И нас обоих волновало только это.
А дальше я кусалась, царапалась и в бешеном темпе пыталась избавить Золтона от одежды. И когда мне это удалось, и я почувствовала под руками знакомую шелковистость его золотистой кожи, я зарычала от удовольствия.
Полное безумие накрыло нас обоих, я мало что понимала. Только чувственное удовольствие. Только жар его и моего тела. Только извечные как мир движения сливающихся тел и магия и восторг обретения.
Просыпалась я с трудом. Плохо поняла, где я. Но потом события всплывали в памяти. Тело отзывалась приятной ломотой после хорошего