Она только махнула на меня рукой и чуть раздраженно поморщилась:
-- Возьмешь Белку?
Говорила женщина чисто, свободно. Так, как будто была не простой селянкой. Как будто училась коверкать речь для маскировки, а теперь в этом нужда отпала.
-- Возьму, – у меня в горле стоял комок, и я никак не могла сообразить, что нужно сказать и как ее уговорить. Ну, есть же у нее травы?!
-- Не мечись, дорогая, – произнесла она с какой-то даже иронией. – Все там будем, а уходить нужно достойно, позаботившись о тех, кто остается. Сундук открой, забери и ступай. Устала я…
-- Я завтра еще приду.
-- Приходи – слабо улыбнулась женщина.
Так я стала обладательницей толстенной рукописи с рисунками и грязной замызганной Белки, которая скулила и вырывалась из рук. Под клочкастой шерстью ощущались тонкие ребрышки, я прижимала к себе закутанную в тряпку собачонку и ревела всю дорогу от какой-то дикой несправедливости жизни.
Утром я присутствовала вместе с бароном в храме, где наконец-то мадам Аделаида стала маркизой Вольнорк. А как только гости сели за стол, уехала к тетушке Мажине.
Как я и боялась с вечера, встретила меня только хмурая Хейзел, которая буркнула:
-- Свезли уже на погост…
Глава 39
Два дня Белка не ела…
В первый день, когда я только привезла ее в дом маркиза, я только там внимательно рассмотрела, что за чудо мне досталось. Молодая, думаю, года полтора-два, размерами чуть меньше пекинеса, с узкой лукавой мордочкой и очень пушистым хвостом. Стоячие ушки с неким подобием кисточек. Понятно, почему хозяйка назвала ее Белкой.
Она была худенькая, даже тощая, грязная, но, на удивление, без блох и клещей. Только длинная шерстка местами свалялась в колтуны. На шее у собачонки остались растертые следы от грубой веревки. Это была девочка.
Думаю, пока тетка Мажина не заболела, собачка жила в доме, а уж в большую, не по размеру, холодную будку выкинула ее Хейзел. Вряд ли старая травница могла спорить с хабалистой сиделкой.
Вечером я с помощью Дебби и улыбающейся Мэри отмыла Белку в теплой воде, выстригла колтуны и, пожертвовав одним из своих гребней, расчесала длинную пушистую шерстку. Собачка была то ли напугана чужим ей окружением, то ли простыла, но на подстилке у камина лежала тихонько, от еды отказалась, только жадно лакала воду и изредка, тихонько подскуливала.
-- Ничего, леди Элиз. Освоится, потом и есть начнет, – утешала меня Дебби. – Нос-то у нее холодный, значит, не больная.
Веревку, на которой она была привязана, я выкидывать не стала. Просто распустила ее на две части потоньше, выстирала и, связав в нескольких местах, сделала некое подобие шлейки. Пусть не слишком красивое, но горлышко у Белки было растерто местами до коростины, а гулять ее нужно выводить.
Мы провозились с ней весь вечер, но она отказывалась идти на контакт.
Вечер мы провозились с псинкой, и травник, написанный теткой Мажиной, я так и не открыла. Решила, что такие вещи нужно читать спокойно, без суеты.
Утром я вывела Белку на прогулку. Сперва она садилась на попу и упиралась, не хотела идти, но я ласково уговаривала ее и, в конце концов, потребность в туалете выгнала ее на улицу. Там она трусливо присела недалеко от крыльца и почти сразу запросилась в дом. Спорить я не стала. Возможно, малышка просто намерзлась и боялась, что ее опять оставят на улице. Все же декоративные собачки не предназначены для такой жизни. Я погладила ее по мягкой шерстке, а она пугливо присела и опять чуть заскулила.
Увы, долго возится было некогда. Оставив Белку с Дебби и наказав покормить ее, я быстро переоделась и отправилась в храм. Конечно, места на скамейках мне не досталось, пришлось стоять у дверей и наблюдать церемонию венчания.
Леди Аделаида выглядела просто прекрасно. Барон провел ее по проходу, устланному ковровой дорожкой, и сдал на руки жениху. Я облегченно вздохнула, подумав про себя, что теперь мадам точно не вернется в замок Эдвенч.
За стол с гостями на свадебный обед меня никто не приглашал, потому я, заехав домой перекусить, захватила Дебби и Белку и сразу отправилась к Мажине.
-- Так и не ела?
-- Нет, леди Элиз, – Дебби огорченно покачала головой. -- Как вы уехали, только к дверям комнаты подходила и принюхивалась. Я уж ей и мяса предлагала, и каши положила в мисочку – даже не посмотрела туда.
Когда я вышла из кареты, в дверях дома, уперев руки в бока, воздвиглась Хейзел, которая хмуро сообщила:
-- Свезли уже на погост. С утречка еще, с раннего.
-- Она… Она ничего не просила передать?
-- Про шавку эту велела напомнить, – Хейзел кивнула на дрожащую у меня в руках Белку. – А более ничего.
Эта женщина Мажина, была мне совершенно чужим человеком. Я даже себе не могу объяснить, почему я плакала, уезжая в карете. Было в травнице нечто такое, что казалось мне важным. Она производила впечатление человека грамотного, независимого. Такие женщины во все времена редкость. Слезы лились сами собой, мне было так жаль и ее, и то, что мы не смогли, не успели поговорить, пообщаться, стать друг другу кем-то…
В руках у меня поскуливала Белка и, поняв, что она замерзла, я сунула ее под плащ, кутая и поглаживая маленькую ушастую головку.
Из воротника плаща, потыкавшись носом, вылезла узкая черная мордочка, и горячий розовый язычок облизал мне соленые щеки…
-- Ничего, малышка, ничего… -- я гладила ее и уговаривала то ли псинку, то ли себя. – Все пройдет, малышка. А через два дня мы поедем домой, у тебя будет своя подушка, я сделаю тебе разные игрушки и познакомлю с хорошей девочкой. Думаю, вы понравитесь друг другу.
Не знаю, что уж там понимала Белка, но весь день она вставала на задние лапки и просилась ко мне на руки, как будто боялась, что и я тоже брошу ее.
Где-то в глубине дома шумели подвыпившие гости и играла музыка, похоже, начались танцы. Радуясь, что мне нет нужды там присутствовать, я нацепила на собачку самодельную шлейку и повела ее на улицу. Она, кстати, запросилась сама, чем еще раз подтвердила мысль, что раньше жила в доме травницы.
На улице чуть подмораживало, и Белка, быстренько сделав свои дела, поднялась на крыльцо, оглянувшись на меня:
-- Идешь?
-- Иду-иду, -- улыбнулась я.
В свете двух факелов, горящих на черном крыльце, глазки поблескивали, белая манишка светилась небольшой проплешиной – оттуда пришлось вырезать колтун. Но в целом она выглядела чуть бодрее, чем днем. Может быть, сейчас уже поест? Я снова улыбнулась -- все же она очень забавная.
Только вот в доме эта забавница, шарахнувшись из-под ног лакея с подносом, вывернулась каким-то образом из шлейки и метнулась в широкий коридор. Я поспешила за ней – не хватало еще, чтобы она попалась кому-то под ноги! Там гости и музыка во всю гремит!
