Я осторожно обошла спорщиков. Никто не пытался меня остановить. Полицейские сосредоточили внимание на мужчинах, одинокая женщина с их точки зрения опасности не представляла. Я понятия не имела, куда иду, но парень в кепке задал направление. Если там и правда случилось что-то серьёзное, скоро это станет ясно.
Прохожих вокруг становилось всё меньше. Мужчины и женщины исчезали в переулках и подворотнях, и когда впереди показался очередной полицейский, стало ясно, что кроме меня на улице никого нет. С целеустремлённым видом я свернула за ближайший угол.
Запах гари стал сильнее, под ногами захрустело битое стекло. На узкой улице было полно мусора, окна в домах располагались высоко, и только подняв голову, я поняла, о чём говорил усатый чистильщик обуви. Облезлые рамы походили на пасти фантастических хищников — провалы в темноту в обрамлении оскаленных клыков-осколков. Выбило взрывом?
Из груды осыпавшейся штукатурки и битого кирпича выскочила крыса и шмыгнула под кусок ржавого кровельного железа — я подскочила на месте, зажав себе рот, чтобы не завизжать.
В следующий миг из-за угла донеслись голоса. Я развернулась, на цыпочках юркнула в подворотню и осторожно выглянула наружу. В створе улицы появились двое в плащах и шляпах. Их род занятий был очевиден — и мундиров не надо.
— …расширить зону оцепления, — слышался озабоченный голос. — Нельзя, чтобы пошли слухи…
Полицейские остановились. Говоривший повернулся ко мне лицом, и я нырнула обратно в подворотню.
— Слухи и так идут, — отозвался второй мужчина. — Народ волнуется. Думают, начался снос.
Раздался щелчок зажигалки, потянуло табаком.
— Пусть думают, — первый голос зазвучал приглушённо и неразборчиво, потом снова стал чётким. — Лишь бы не прознали о расчленёнке. Я не доверяю местным шавкам.
Надо же, полицейские тоже называют друг друга шавками. Это была первая мысль. Вторая: расчленёнка? То есть части человеческих тел? Неужели Фосэр и Сумсо? Меня замутило.
— Что-то не так с этой расчленёнкой. Не может такого быть, чтобы человека изнутри разорвало. Или сколько их там — двое, трое? И эти странные железки…
Голоса стали удаляться. Последние внятные слова, которые я расслышала:
— А вот об этом даже думать не хочу. Пусть мажи сами разбираются!
Выглянула из-под арки. Ушли.
Дальше искушать судьбу не стоило.
Поминутно оглядываясь, словно преступница, я кралась вдоль домов, ныряла во дворы, пряталась за парапетами и в дверных нишах. Один раз чуть не налетела на полицейского — шестое чувство заставило приостановиться за углом фанерной пристройки непонятного назначения, такой же заброшенной, как и всё вокруг. Немолодой человек в синем мундире протопал мимо, не повернув головы, пока я потела, вжавшись в стену.
Выйдя на оживлённую улицу, я спросила у женщины с сеткой картофеля в руках, далеко ли до станции омнибусов.
Полицейский у мобиля проводил меня внимательным взглядом.
Смотри-смотри. Даже если ты видел фотографию Верити Войль, узнать её черты в круглолицей Рити Ловьи у тебя не хватит воображения.
В этот момент я впервые оценила преимущества своей новой внешности и исполнилась благодарности к странному мастеру…
Сердце тоскливо сжалось.
Но не тороплюсь ли я оплакивать Фосэра? Местные говорили о районе старых мастерских. Мало ли что там взорвалось. В заброшенном подвале могла сдетонировать забытая взрывчатка. Или вступили в реакцию химикаты, у которых закончился срок хранения. А возможно, в этом безлюдном месте устроили тайную лабораторию торговцы "серым порошком" и, когда нагрянула полиция, они предпочли взорвать себя вместе со своим преступным хозяйством.
Трясясь в омнибусе, я успела выдумать десяток причин, которые привели полицейских и жандармов в самый убогий район Носсуа, и ещё десяток объяснений взрыву. Лгать другим я не способна, но обмануть себя хоть ненадолго — на это моих сил хватит. Иначе не сдержусь и разрыдаюсь прямо в омнибусе, на глазах пассажиров.
21.2
Дважды в день в моём почтовом ящике оказывались пять главных столичных газет. Я вынимала их и не глядя бросала в мусорный бак. Городские новости меня не интересовали. Дебаты в Магистериуме? Падение акций сталеплавильной компании? Развод особы голубых кровей? Всё это мир за пределами моей клетки, а значит, его не существует.
Но на следующее утро после поездки в Носсуа я первым делом обложилась свежей прессой и просмотрела каждую газету от первой до последней полосы.
О взрыве в Носсуа было в "Городских известиях", "Шафлю сегодня" и откровенно бульварном "Прожекторе новостей". Первые два издания ограничились пересказом официальной полицейской сводки. Вчера на складе мастерской по изготовлению фейерверков произошёл взрыв; здание склада разрушено, пострадавших нет. Коротенькое информационное сообщение, за которое вряд ли зацепится взгляд столичного жителя.
Но репортёры "Прожектора новостей" увидели в случившемся потенциал для сенсации. Возможно, они знали, что власти что-то скрывают, и решили пощекотать нервы читателям, смешав гремучий коктейль из пары злободневных тем, теории заговора и откровенного вымысла. В статье на четверть полосы автор под псевдонимом Шершень уверенно писал о тайных опытах по созданию гомункулуса, человека из пробирки, невероятно сильного, выносливого, неприхотливого и во всём послушного воле хозяина. Опыты якобы оплачивал некий крупный промышленник в надежде заменить гомункулусами своих рабочих. Покорным силачам не надо платить зарплату, им не требуется отпуск, они не болеют, не напиваются, не заводят жён и детей. Им не нужны квартиры, школы и развлечения. Спят они три часа в сутки, едят самую простую пищу и легко поддаются обучению.
Опыты якобы увенчались успехом, но этого промышленнику показалось мало. Он задумал скрестить своих гомункулусов с оборотнями, чтобы на их крови выращивать магнетические кристаллы. Это была ошибка. Привезённый в лабораторию оборотень впал в буйство и вызвал короткое замыкание. Начался пожар. Огонь добрался до взрывоопасных веществ, которые использовались при опытах, и всё взлетело на воздух.
История была очевидным бредом. Но за мишурой фальсификации сквозили очертания трезвой осведомлённости. Возможно, Дитмар и Евгения были не единственными, кто работал над созданием органического автоматона. Шершень мог знать об этих экспериментах. И о нехватке крови для кристаллов. А слухи о том, что рабочих на заводах заменят машинами, ходили, сколько я себя помню. Да ещё угроза выселения, нависшая над жителями Носсуа, большинство которых составляли как раз рабочие пригородных предприятий. Шершень умело манипулировал страхами общества.
Но главным в его статье для меня было не это. Только "Прожектор новостей" указал точный адрес, по которому произошёл взрыв — видимо, чтобы придать своим россказням достоверности: переулок Лудильщиков, дом 6.
На целые сутки я позволила себе уступить слабости. Бесцельно слонялась по дому, сидела на качелях, глядя, как ветерок колышет листья шиповника, перебирала модные журналы в библиотеке, валялась на диване. Вечером бросилась к почтовому ящику, надеясь на чудо: на опровержение. Пусть напишут, что это ошибка, что взрыв был не в переулке Лудильщиков, а где-то ещё. Или взрыва вовсе не было, это проводились учения пожарных и полиции на случай беспорядков в возбуждённом слухами Носсуа.
Ничего подобного в газетах, конечно же, не было. Серьёзные издания и словом не обмолвились о вчерашнем происшествии, а вечерний выпуск "Прожектора новостей" мне отчего-то не принесли.
Внимание привлекла новость в "Ежедневных хрониках" о системе распознавания пешеходов, разработанной для мажи-мобилей. Концерн "Жено" получил субсидию от Магистериума и обещал в течение года отозвать все проданные мобили, чтобы установить на них полезную новинку.
— Вовремя, будьте вы прокляты!
