Если я отпущу ее, она побежит к своей сестре, вероятно, играя на руку Зевсу. Означает ли это забрать ее с улицы сегодня вечером или более длительную игру, не имеет
значения. Это произойдет.
Если я буду удерживать ее, пока что-то случится с ее сестрой, я потеряю ее задолго
до конца зимы. Более того, я не смогу жить в мире с самим собой, если буду стоять сложа руки, пока этой женщине причиняют вред.
— Персефона…
Мужчина, охотящийся за Эвридикой, подбегает к ней и хватает за плечо, разворачивая ее. Она кричит, звук резкий и испуганный. Я двигаюсь до того, как пойму, что принял решение. Я поворачиваюсь и толкаю Персефону в объятия Харона.
— Не позволяй ей перейти мост. — Я буду единственным, кто заплатит за сегодняшние проступки.
Я ей этого не позволю.
Она ругается и борется с ним, но Харон крепко держит ее, прижимая руки к бокам и удерживая неподвижной, не причиняя ей вреда. Этого достаточно. Я бегу через мост к ее сестре быстрее, чем когда-либо за очень долгое время. Недостаточно быстро. Я знаю это, когда достигаю середины пути.
Нападающий на Эвридику бросает ее на землю. Она падает с глухим стуком, от которого у меня сводит живот, но она не лежит спокойно. Она даже не оглядывается на него. Она просто смотрит на свою сестру и начинает ползти к мосту.
— Эвридика!
Мучительный крик Персефоны дает мне крылья. Это и мужчина, нависший над ее младшей сестрой. Его лицо искажено свирепой гримасой. Он не кричит, но, несмотря на это, его слова доносятся издалека.
— Позови свою сестру, Эвридику. Кричи для нее.
Я подозревал, что за этим стоит Зевс; слова этого человека подтверждают это. Я не помню, как вытаскивал пистолет, но его холодная тяжесть ощущается в моих руках, когда я добираюсь до столбов на верхней городской стороне моста.
— Отойди от нее!
Он наконец-то, наконец-то смотрит на меня.
— Или что? — Вспышка металла в его руке, когда он наклоняется и хватает Эвридику за волосы. -
Ты не на той стороне реки, Аид. Прикоснись ко мне, и будут последствия.
— Я знаю. — Я нажимаю на спусковой крючок. Пуля попадает ему в запястье руки, держащей
нож, и он отшатывается от нее.
Один взгляд на сестру Персефоны, и становится ясно, что Эвридика не сможет
преодолеть расстояние между нами. В ее глазах пугающе пустой взгляд, который я слишком хорошо узнаю. Я часто видел это в зеркале, когда был ребенком. Она ушла куда-то внутрь себя, ведомая туда страхом и насилием.
Улица кажется пустынной, но я знаю лучше. У Зевса есть свои люди, которые следят за его стороной реки, так же, как у меня есть свои люди, которые следят за моей. Если я сойду с этого моста, все будет кончено. Война придет на Олимп.
Мужчина садится, прижимая запястье к груди, с уродливым выражением лица. Эвридика прерывисто всхлипывает. Как и раньше, я не помню, чтобы принимал решение сделать это. Одно мгновение, и я толкаю его на землю и бью по лицу. Черт, я вообще ни о чем не думаю. Единственное, что имеет значение, — это устранение угрозы. Каждый удар подпитывает что-то темное во мне, как будто я могу ударить этого мудака достаточно сильно, чтобы монстр в башне Додона почувствовал это. Еще один, и еще, и еще.
— Аид, Аид, остановись. — Крик Персефоны останавливает меня. У меня болят руки. Повсюду
кровь. Он уже давно перестал двигаться, хотя его грудь поднимается и опускается. Живой. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть через мост. Харон все еще прижимает Персефону к груди, но они оба выглядят потрясенными.
Они оба выглядят испуганными.
Какого хрена я делаю?
Я отрываюсь от мужчины и сажусь на корточки рядом с рыдающей женщиной.
— Эвридика.
Она отшатывается от меня.
— Не прикасайся ко мне.
— Эвридика, твоя сестра ждет тебя. — У меня нет времени на деликатности. Я хватаю ее за
подбородок и отодвигаюсь в сторону, чтобы она могла видеть Персефону на другой стороне моста. Мои окровавленные костяшки пальцев вряд ли создают обнадеживающую картину, но сейчас уже слишком поздно брать свои слова обратно.
— Можешь идти?
Она моргает большими темными глазами, ее страх так велик, что грозит поглотить нас обоих целиком.
— Я не знаю.
— Я собираюсь понести тебя. Не сопротивляйся мне. — Я не даю ей шанса подготовиться к
этому, просто поднимаю ее на руки и спешу обратно через мост. Я пробыл на территории Зевса в общей сложности две минуты, но я не настолько наивен, чтобы думать, что это не будет засчитано. Даже если он не организовывал это — а все улики свидетельствуют о том, что он это сделал, — он воспользуется возможностью, которую я ему только что предоставил.
Я готовлюсь к страху Персефоны. Она только что видела, как я потерял самообладание и жестоко избил человека. Она смотрит мне в лицо, смотрит на меня так, как будто никогда раньше меня не видела.
— Аид…
— Мы поговорим, когда вернемся домой.
Я продолжаю удерживать Эвридику и направляюсь к машине.
— Залезай. Сейчас же.
На этот раз Персефона не спорит. Она проскальзывает на заднее сиденье впереди меня и берет сестру за руку, когда я осторожно сажаю Эвридику рядом с ней. Ее карие глаза сияют.
— Спасибо, Аид, — тихо говорит она. — Я знаю цену.
— Позаботься о своей сестре. Я встречу тебя дома. — Я закрываю дверь, прежде чем она
успевает возразить и сделать знак Минте. — Забери их обратно. Заприте весь дом. Внутри никого. Чтобы никто не выходил. И я, черт, помоги тебе, если Гермес проскользнет мимо нашего периметра сегодня вечером.
Минте кивает и спешит к водительскому сиденью. Я не спускаю глаз с машины, пока она не скрывается из виду, а затем поворачиваюсь к Харону.
— Грядут неприятности.
Кожа Харона приобрела восковой оттенок.
— Ты пересек реку.
— У меня не было выбора.
Он открывает рот, как будто хочет возразить, но в конце концов качает головой.
— Думаю, это не имеет значения. Дело сделано. Что нам теперь делать?
Я стараюсь перестать реагировать и думать. Пойдет ли Зевс на лобовой удар, или он
попытается выкрутить мне руку, чтобы получить то, что он хочет, чтобы избежать тотальной войны? Я не знаю. Я,черт, не могу думать. Все, что я слышу, — это эхо крика Персефоны. Все, что я вижу, — это беспомощный взгляд ее сестры. И все, что я чувствую, — это боль в костяшках пальцев от избиения человека до полусмерти.
Я прижимаю пальцы к вискам. Что бы сказал Андреас? Я фыркаю, как только эта мысль приходит мне в голову. Андреас собирается надрать мне задницу за то, что я такой импульсивный.
— Мы не можем предполагать, что они войдут через мосты. Отведите как можно больше людей
с окраин территории, насколько мы сможем. Если они не хотят идти, не заставляйте их, но сообщите об этом. Грядет война.
Харон колеблется, а затем кивает.
— Ты хочешь, чтобы я собрал всех наших людей в главном доме?
Искушение почти переполняет меня. Я хочу, чтобы Персефона была в безопасности, и я уже знаю, что она станет мишенью. Желание укрепить нашу оборону до тех пор, пока ничто не сможет пройти мимо, очень сильно.
Но Персефона не единственный человек в нижнем городе, который нуждается в защите от того, что грядет.
Я заставляю себя покачать головой.
— Нет, продолжайте удвоенные патрули на реке. Соберите всех, кто вам нужен, чтобы помочь
тем, кто хочет выбраться из потенциальной зоны конфликта.
— Аид. — Харону приходится остановиться и побороть страх в своем тоне. — Весь нижний город
станет зоной конфликта если они придут за нами.
— Я знаю. — Я сжимаю его плечо. — Я помогу нам пройти, Харон. Не сомневайся в этом.
Я просто еще не знаю, как это сделать. Я не могу действовать, пока этого не сделает Зевс. Я разрываюсь между надеждой, что он не нанесет удар немедленно, и страхом, что он будет тянуть до тех пор, пока мы все не сойдем с ума.
Всю обратную дорогу до дома я не могу избавиться от страха, что приеду, а Персефоны уже не будет. Что Зевс каким-то образом проскользнет сквозь всю мою защиту и заберет ее обратно. Что она поймет, что я не могу по-настоящему защитить ее, как обещал, и решит рискнуть самостоятельно. Что она узнает во мне монстра, которым меня считает весь остальной Олимп, и сбежит. Тысяча сценариев, каждый из которых подпитывается знанием того, насколько ужасными будут события. Я планировал несколько сценариев, когда мы начинали это, но нигде из них не было того, что произошло сегодня вечером.
