Порывом холодного осеннего ветра по залу пролетело дружное «Ах!» Я открыла глаза. Все таращились на меня еще больше, чем когда я только вошла в зал. Нестерпимо захотелось хотя бы на самых нахальных натянуть шоры. Чтобы не таращили на меня свои бесстыжие глаза. Новый ах, потом истерический визг и королевское задумчивое:
– Хмм… Интересное решение… А главное, в шорах самый завистливые и злые!
Я ошеломленно распахнула глаза. Но Его Величество не дал мне рассмотреть, что случилось, склонился передо мной в легком поклоне:
– Мариэлла, вы – неподражаемы! Окажите честь своему королю, откройте со мною этот бал!
Над ухом раздалось шипение:
– Реверанс!!!
И я, про себя благодаря Емелю за подсказку, с секундным опозданием присела перед королем, утопая… в ворохе василькового шелка!
Очень скоро я поняла, что моя детская мечта грозит исполниться дословно. То есть, риск протанцевать без остановки до самого рассвета оказался реальным. После Его Величества, который, к слову, оказался великолепным танцором и позволил мне расслабиться и не переживать, что ошибусь в танце, я не присела ни разу. Меня передавали из рук в руки, как какую-то статуэтку, переходящий приз в эстафете. И уже на третьем или четвертом танце я перестала запоминать с кем танцую и что мне говорят. Все равно смысл речей был одинаков: я просто обязана выбрать в мужья именно того, с кем сейчас танцую. Ведь он самый щедрый, самый смелый и самый красивый. В его объятиях я познаю райское блаженство. И он будет преданно заботится обо мне и моих нуждах до тех пор, пока бьется в груди его сердце.
В какой-то момент мне стало настолько противно, что я словно ушла в себя. Механически улыбалась, кивала, говорила «возможно» и равнодушно переходила от кавалера к кавалеру, не замечая рук, лиц, музыки. Пока рядом не раздалось:
– Теперь, я надеюсь, ты счастлива и довольна?
Этому голосу удалось невозможное – удалось пробить мою скорлупу спокойствия и отрешенности. Я словно проснулась или очнулась посреди шумной толпы. Звучали первые такты какого-то очередного новомодного танца. Я подняла голову и уставилась в прищуренные и сердитые глаза… хозяина! Это именно он пригласил меня на очередной танец.
Неожиданно шумная бальная зала словно растворилась со всей ее суетой. Музыканты, придворные, лакеи – все исчезло. Будто ветром снесло пожухлую прошлогоднюю листву.
Хозяин изменился с момента нашей последней встречи: побледневшее лицо, темные круги под глазами, ввалившиеся щеки на и без того худощавом лице. Он не ест и не спит там, что ли? Почему такой ужасный вид?
Слова сами собой сорвались с губ прежде, чем я успела подумать, что говорю и кому:
– Вы бледны и выглядите усталым, мастер Ширант. Забываете поесть и отдохнуть? Здесь есть какие-то закуски, я видела, их разносят лакеи. Если хотите…
Лицо хозяина неуловимо изменилось. Крылья тонкого нервного носа раздулись. В глазах мелькнуло что-то темное и злое:
– Не заговаривайте мне зубы, Мариэлла! Вам мало кавалеров, уже вьющихся вокруг вас? Выбирайте любого, выходите за него замуж и оставьте меня, наконец, в покое! – Кто бы знал, какую боль могут причинить слова! Мне словно кинжал в сердце воткнули! А хозяин Ширант как будто решил добить: – И кто вам разрешал брать чужое имущество? Вы разве не знаете, что это – воровство?
Я оторопела:
– Вы с ума сошли! Или пьяны! Я ничего ни у кого не брала! У меня сейчас всего и так куда больше, чем мне нужно!
Я решительно отвернулась от зарвавшегося аристократа с намерением уйти. Что там король говорил? Ни к чему принуждать не будет? Прекрасно! С этим аристократом я танцевать не хочу!
Но одного хотения мало. Хозяин Ширант железной рукой стиснул мне талию, не давая уйти:
– Куда ты собралась, маленькая дрянь! Кто разрешал тебе брать из моего дома драгоценности?!
– Я у вас ничего не брала! Пустите! Вы мне делаете больно!
На нас начали обращать внимания. Дамы злобно хихикали, прикрываясь веерами. Но хозяину было, кажется, все равно:
– Не брала? Да что ты говоришь? А откуда тогда на тебе мой кулон?
Последнюю фразу хозяин почти выкрикнул. Как на грех, музыка в этот момент стихла, и его услышали все. В нашу сторону не посмотрел только ленивый. Мне стало нестерпимо стыдно под чужими любопытными и злорадными взглядами. Краска стыда обожгла кожу щек. А хозяину Ширанту как будто этого было мало. Он протянул руку и схватил злополучный кулон. Того, что произойдет следом, точно не ожидал никто. А для меня это вообще оказалось шоком.
Едва только пальцы хозяина Ширанта сомкнулись на кулоне, неприятно царапнув нежную кожу груди, как в бальной зале словно разразилась гроза: повеяло свирепой свежестью, а в хозяина Ширанта ударила самая настоящая молния.
Самые впечатлительные леди ахнули. Кто-то изящно хлопнулся в обморок. Слева кто-то с шумом проталкивался к нам. Я не видела кто. Потому что боялась отвести глаза от хозяина. Словно именно мой взгляд мог его спасти.
Артефактора трясло. Как будто молодое деревце груши, которое в саду трясли мальчишки-хулиганы в тщетной попытке сбить хоть один плод. А еще он светился. Странным сиреневато-жемчужным светом. Словно у него под кожей вдруг загорелся сиреневый огонь. И страшнее всего выглядела рука, в кулаке которой хозяин Ширант сжимал проклятый кулон.
– Шир, ты рехнулся?! – Оказалось, что через толпу к нам пробирался брат хозяина. – Ты что устроил на глазах у дяди? Немедленно отпусти Мариэллу и извинись, пока еще не поздно! А то дядюшка уже очень зол, а ты знаешь, насколько Его Величество скор на расправу!
Арант попытался оттащить от меня хозяина. Но едва он коснулся плеч брата, как его словно невидимым кулаком отбросило назад. Арант пролетел через половину залы и благополучно приземлился в кучку дородных пожилых матрон, сбив одну из них, которую я запомнила, как графиню Фильгдерт, с ног. Графиня, которую я запомнила только потому, что она оказалась обладательницей роскошной белокурой прически с шелковистыми локонами и изящной мушки над верхней губой, неэстетично плюхнулась на задницу, на мгновение явив всему миру толстые икры в полосатых красно-зеленых чулках. Роскошная прическа, оказавшаяся париком, скособочилась, безобразно съехав графине на левое ухо.
