хорошему, ставить тесто нужно прямо сегодня. Хотя, конечно, именно Марике к тесту и приближаться не стоит.
— Страх как люблю свадьбы, — сообщила Сельва, радостно щурясь. — Кохтэ знают толк в больших гуляньях! Мы котлы поставим и будем буузы (*блюдо из вареного мяса) варить. И чай с молоком разливать… Ох и погуляем!
И Марика не утерпела. Сказала Грому, что ей и в самом деле пора, свадьба — дело серьезное, а у нее ни наряда нет, ни угощений. Раз уж болезнь уходит, то дальше без нее справятся. Тем более, хьоннский ведун не один, с ним местные лекари. Ах да, и Гуниллу пусть присылает, будет девочка помогать с нарядами.
Вот только что теперь непокорной своей княгине Ольг скажет? Сбежала ведь,. не послушалась его…
А князь Бурый, невесту свою (вообще-то он ее женой считал, но обряда пока не было) на пороге поджидая, волновался. А вдруг она вернется, а у нее седина в волосах? Или морщинки под глазами? Какой же он дурак!
И когда она шагнула в дом, румяная, веселая, дышащая морозом, обхватил ее двумя руками, прямо как настоящий бер, прижал крепко к себе, шапку с нее скинул и принялся целовать.
— Больше так не делай, милая. Не убегай. Давай будем договариваться отныне.
— Не сбегу, родной. Обещаю, впредь тебя слушать буду. Только и ты меня в клетку не сажай.
— Не стану. Я все понял. Ты у меня не корова покорная, а лошадка резвая. Такую на поводу не удержишь. Да и не должна княгиня быть смирной и кроткой, мне подруга нужна и соратница, а не рабыня. Просто… я ведь не привык женатым быть.
— Привыкнешь, — весело пообещала Марика, забираясь ледяными ладонями ему под рубаху. — Ой, привыкнешь. Не раз еще пожалеешь, я думаю.
— Не пожалею.
Боярина Вольского они дождались, тот прибыл очень поспешно, верхом, с женой молодой. Красивая у него была жена, молодая. Степнячка с круглым личиком и раскосыми черными глазами. Только вот сам Вольский оказался старше жены раза в три, но, в общем-то, это дело Марику никак не касалось*. Лисяна ей понравилась, Ольг был рад старому другу, на улице спешно устанавливали деревянные столы, а саму Марику обряжали в четыре руки в алое как кровь свадебное платье из заморского бархата.
Ох и хороша была невеста! Широкое платье, жемчужные бусы в три ряда, волосы распущенные по плечам, лишь кружевным платком прикрытые. На плечи накинула белую шубку, чтобы не замерзнуть, руки спрятала в меховую муфточку. Рядом с ней Варвара Ольговна, тоже в алом платьице, шубке и жемчугах. И с двух сторон — подружки невесты: невысокая и крепкая Сельва и рослая, могучая, но очень симпатичная Гунилла. Надо же, как вышло — обе чужеземки, степнячка и хьоннка. Лучше и придумать нельзя, пусть Ольг, князь Бергородский, союз торговый и военный держит с иноземцами.
На площади, на помосте деревянном, застеленном тканью, спешно установили столб ритуальный, гладкий и блестящим, словно отполированным множеством ладоней.. На столбе были грубо, на котором друг над другом были вырезаны звери: бер, рыс, волк, росомаха, лисица. конечно, Венчал сей столб олень с рогами и весьма приличными клыками. Марика про таких только слышала, но никогда не встречала. В ее лесу олени были куда безобиднее.
У столба стоял ненавистный ей волхв Зимогор. Ей вдруг захотелось развернуться и убежать прочь, но Ольг успел поймать ее за локоть и шепнуть:
— Не бойся, я рядом.
И Марика разом успокоилась. Рука об руку молодые подошли к Зимогору. Сегодня, кстати, в свежей рубахе, меховых сапогах и накинутой на плечи волчьей шкуре.
— Поклонитесь беру, отцу вашему! — громовым голосом повелел волхв.
А как не поклониться, коли он — самый первый из зверей, всех остальных на своих плечах держащий?
Ее узкая ручка на оскаленной морде зверя. Его горячая и надежная ладонь, накрывшая тонкие озябшие пальцы. шелковая алая лента, связывающая их запястья воедино.
— Обручаю вас силою солнца, неба, земли, воды и крови. Свидетелем сему весь Бергород и Лисгород в лице бояр Вольских. Да благословит ваш союз бер! Его тропами вы оба ходили и дальше ходить будете, зная, что брат старший вас от недругов защитит и никогда не обидит.
Лента эта, видно, была колдовская, а может, и вовсе не было ее, лишь морок. Потому что шелковые ленты не вспыхивают искрами огня и не обжигают запястья, впитываясь в них огненным узором. Марика успела разглядеть диковинный узор на коже — одинаковый и у нее, и у Ольга, в виде цепочки беровых следов. Он мелькнул очень быстро и тут же пропал. А может, ей и вовсе почудилось. Снова морок?
Да разве это важно? Они теперь обручены. Навеки будут вместе.
– От того и называется обручение, что руки ваши теперь связаны, – пояснил волхв народу. – А теперь — пировать! Славный пир да на свадьбе — что может быть лучше?
Словно только этих слов отроки и ждали. Выкатили на помост бочки с хмельным вином да с пивом, вынесли огромные подносы с пирогами. Загудели костры под котлами степняков. Закричали, затопали бергородцы, полетели в небо шапки, а под ноги князю с княгинею — зерно да мелкие монеты, чтобы брак был богатым на потомство. Никто нынче не уйдет с площади голодным и трезвым! Но Оль и Марика этого не замечали. Стояли, держа друг друга в объятиях и улыбались, как блаженные. А потом князь поцеловал свою жену так крепко, что народ снова радостно завыл. Оставалось только косу ей заплести и надеть кокошник — головной убор замужней женщины.
— Не побрезгуйте, князь с княгинею, угощением, — раздался голосок рядом. — По обычаю предков вкусите первый в вашей новой жизни хлеб да соль!
Они обернулись. Перед ними стояла Катерина, радостная, сияющая, с цветными лентами в непокрытых волосах. В руках у нее было вышитый рушник, на котором лежал румяный каравай.
Ольг кивнул, отломил щедрый ломоть и поднес к устам жены. Так было принято: первый кусок княгиня должна была принять из рук мужа. Марика открыла было рот, чтобы попробовать, но серым соколом вдруг на них налетел Зимогор, выбивая из рук Ольга хлеб.
— Держи ее, — закричал растерявшимся отрокам. — Ах, злодейка, что удумала! Отравить княгиню!
Разумеется, Катерина уже затерялась в толпе. Но это от отроков можно уйти, а от юркой степнячки
