Когда прибыл доктор, Лили оделась и сидела на краю кровати. До приезда врача Поршия принесла ей горячий черный кофе и зачерствевшие пончики в хлебнице.
Джеймс нашел одежду Лили именно там, где она сказала, аккуратно развешенную на протянутой через кухню веревке. Ее туфли пропали, и Поршия любезно принесла ей пару резиновых шлепанцев из служебного шкафчика.
— Я купила их на благотворительной распродаже подержанных вещей и надеваю, когда поливаю террасу из шланга, — сказала она. — Или когда работаю в бабушкином саду, на ферме «Олд Кросс». Вы можете вернуть их, когда вам будет удобно. Если дверь будет заперта, просто оставьте их на боковом крыльце.
Лили отхлебнула кофе:
— Значит, вы присматриваете за музеем?
Поршия улыбнулась, сразу показавшись моложе своих двадцати двух лет:
— Я смотритель музея. У меня есть научная степень, полученная в университете, но на самом деле я занимаюсь всем понемножку: обновляю каталоги, вытираю пыль с безделушек, чищу ковры, составляю программы экскурсий и просто слежу за тем, чтобы все было в порядке и в хорошем состоянии.
— Это большая ответственность.
Девушка улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки: — Можно сказать, что это семейная традиция. А вот и доктор! У него древний «Моррис-мини», и рев этой колымаги можно услышать еще на полпути из Сент-Данстена.
Вскоре врач поднялся по лестнице и вошел в Зеленую комнату. Доктор Лэндри был приятным мужчиной с густой седеющей шевелюрой и военными усиками. Лили позволила ему провести небольшой осмотр. Ситуация, в которую она попала, смущала ее.
— Часики стучат, легкие чистые, и вы вполне ориентируетесь во времени и месте, в котором находитесь, — заявил он. — Хотя, как я понимаю, со временем у вас недавно возникли проблемы.
— Все казалось настолько реальным… — сказала ему Лили растерянно. — Я готова поклясться, что все это было на самом деле!
— Давайте посмотрим. О, у вас тут изрядная шишка, — сказал доктор, ощупывая голову Лили. — Нужно было здорово удариться головой, чтобы заполучить такую.
— Думаю, это случилось тогда, когда волны сбили меня с ног. Я поступила очень глупо, — призналась Лили, — пошла гулять вдоль берега и заблудилась в тумане.
Доктор подергал себя за седой ус:
— У Тоскующей Головы?
— Он так называется? Какое странное название!
— На картах этот мыс обозначен как Голова Данстена. На самом деле его издавна называют Тоскующая Голова. Потому что волны там звучат, будто вздохи влюбленных. Те, кто побывал на этом мысе, утверждают, что в них слышны тоска и одиночество, особенно когда дует ветер и начинается прилив. Старики говорят, что если ты по-настоящему хочешь чего-то и побываешь там, твое желание сбудется.
Лили вспомнила странное чувство, охватившее ее на мысе.
— Это красивое место, но зловещее.
— Да. И опасное к тому же. Вам повезло. Вчера был очень сильный прилив. Другим не повезло, и их смыло в море. Лили вздрогнула:
— И я тоже попала бы в их число, если бы не капитан Трегаррик… гм, ну, точнее, если бы не тот мужчина, который спас меня, как бы его ни звали. Он увидел меня со скалы и указал мне дорогу к высеченным в скале ступенькам — как раз вовремя. Я бы ни за что не нашла их сама.
Краем глаза Лили заметила, что доктор бросил на нее такой же долгий оценивающий взгляд, как и Джеймс:
— Расскажите мне о мужчине, которого вы называете капитаном Трегарриком. Вы можете его описать?
Лили закрыла глаза и призвала на помощь свою память:
— Он был высоким и сильным. Темные волосы, аристократический нос и упрямый подбородок. Да, и глаза! Поначалу я решила, что они черные, но при свете лампы увидела, что они сине-серые, как вода в бухте.
— Поэтическое описание, — Лэндри наклонил голову. — Многие художники приезжают в Сент-Данстен, чтобы рисовать пейзажи. Может быть, вы тоже принадлежите к их числу?
Лили покачала головой:
— Когда я училась в колледже, я хотела рисовать… — она умолкла.
— Любопытно! Не «стать художником», а «рисовать». Ваши слова говорят о том, что живопись очень много значит для вас — и, тем не менее, вы сказали, что стали инженером-проектировщиком. Скажите, вы сейчас рисуете?
— Нет.
— А интересно почему?
— Я пыталась. Но у меня не хватает таланта, — Лили нахмурилась. — У меня никогда не получалось нарисовать все так, как было задумано.
— Стало быть, вы стремитесь к совершенству.
— Я забросила живопись вовсе не поэтому, — Лили рассмеялась. — Все дело в полном отсутствии таланта. Я хотела стать выдающейся художницей, смешивать цвета и оттенки — импульсивно и гениально. Но, к сожалению, способна лишь копировать увиденное — как фотоаппарат, только гораздо хуже!
Глаза доктора Лэндри блеснули:
— Скажите, в вашем гостиничном номере лежали рекламные проспекты?
— Какие-то проспекты лежали на столе, — Лили пожала плечами. — Я взглянула на них и отложила в сторону. Меня не интересовали обычные туристические развлечения.
— Думаю, мне удалось разрешить вашу загадку, моя милая. Пойдемте со мной в гостиную, и вы поймете, что я имею в виду.
Доктор провел девушку на первый этаж через целую анфиладу комнат. Лили не могла понять, как она не заметила все эти бархатистые канаты, расположенные в нужных местах для того, чтобы посетители не подходили близко к шкафам в восточном стиле, стоявшим в главном зале, или приветственные надписи для посетителей «Звездного Дома». Девушка осторожно прикоснулась к затылку. Действительно, большая шишка! Однако она казалась менее реальной, чем ее воспоминания о минувшей ночи.
Они вошли в залитую солнцем гостиную с белыми деревянными панелями и бледно-голубыми стенами. Комната отличалась элегантными пропорциями — высокие окна с двух сторон и камин в дальнем конце. Доктор Лэндри указал на висевший над камином портрет.
— Есть хоть какое-то сходство с вашим таинственным спасителем?
Лили в изумлении нахмурилась. Обстановка на картине была чужой и незнакомой, а вот человека, изображенного на портрете, Лили узнала. Это был темноволосый мужчина, одетый в толстый рыбацкий свитер цвета слоновой кости — такой же, как минувшей ночью. Вокруг бушевало ярко-синее море, небо также было синего цвета. Лили узнала бухту Святого Данстена, только дело, очевидно, происходило в другом веке. Позади мужчины на изумрудных волнах виднелось множество различных парусных судов.
Сколько бы лет ни было этому портрету, человек на нем был почти точной копией того, кто спас Лили от гибели.
— Они могли бы быть близнецами, — медленно сказала Лили. — Отличаются только глаза. Такие же темно-серые и синие одновременно, в белую крапинку, но их выражение совсем другое.
