Сидевший напротив меня Джордж тем временем вонзил нож в лежавший перед нами кусок масла. Ни его богатство, ни принадлежавшие ему земли не могли восполнить недостаток хороших манер. Но, как ни странно, его неотесанное поведение за столом не оттолкнуло меня, а, напротив, словно выдернуло из моих неуютных мыслей. Наши взгляды встретились, и я вдруг почувствовал, что Джордж оценивает мой наряд — голубую в зеленую полоску рубашку и черные штаны. Это была лучшая моя одежда, но я знал, что и в ней я выгляжу как простой работяга.
— Думаю, пока мы будем в городе, я мог бы отвести тебя к своему портному. Надо заказать тебе несколько рубашек, — задумчиво проговорил он.
— Спасибо, сэр, — промямлил я в ответ.
Мы приближались к Лондону, и пейзаж за окнами вагона постепенно менялся. Просторы полей и лесов заполнялись группами теснившихся друг к другу домиков с низкими крышами.
— Но после встречи с адвокатом, — пробормотал я, — мне бы хотелось пойти побродить по городу. Дело в том, что у меня в Лондоне есть родственники, — солгал я. — Если вы не против, я бы хотел на несколько дней покинуть вас, чтобы их навестить. И я конечно же сразу, как вернусь, починю ту часть изгороди, что в дальнем конце пастбища.
Я никогда прежде не просил выходных. Но если Джордж хоть на мгновение задумается и начнет колебаться, я откажусь от своих планов. Ну а если он благословит меня, значит, сама судьба подталкивает меня на встречу с братом.
— Что же ты раньше молчал, парень? — пророкотал Джордж. — Я-то беспокоился, что ты один-одинешенек на всем белом свете. А родственники — это всегда хорошо, даже если ты с ними не общаешься. Потому что в конце-то концов вы же одна кровь, у вас одна фамилия. Тебе полезно будет разобраться, что они за люди.
— Надеюсь, сэр. — Я занервничал. Мы вступали на опасную территорию. Я никогда не называл ему своей настоящей фамилии. Он знал меня как Стефана Пайна. В этом имени мне нравилась не только простота и лаконичность, но и само значение слова «пайн».[1] Я невольно сравнивал себя с вечнозеленым, никогда не меняющимся деревом. Новая фамилия словно стала отражением моей истинной сущности. Думаю, нечто подобное произошло и с Дамоном, когда он выбирал свой псевдоним.
— Даю тебе неделю, — сказал Джордж.
— Спасибо, но, в любом случае, так много времени мне не понадобится. Я ведь всего лишь собираюсь пригласить родственников на чай. Да и то если мне удастся найти их. Но все равно — огромное вам спасибо, — смущенно поблагодарил я Джорджа.
— Вот что я тебе скажу, сынок, — он заговорщицки наклонился ко мне. — Мы пойдем с тобой к моему портному и купим тебе таких рубашек, что ты, черт побери, сможешь очаровать каких угодно родственников.
— Нет, спа… — Я хотел было отказаться, но вовремя спохватился. — Отличная идея, спасибо! — твердо сказал я.
В конце концов, Дамон всегда так заботился о своем внешнем виде, что я решил сыграть с ним на его же поле. Я хотел предстать перед ним как человек, которому есть чем гордиться в жизни. Пусть мой братец ловчит и обманывает всех и вся. В какой бы социальной среде он ни оказывался, сложностей с этим у него никогда не возникало. Гораздо труднее завоевать доверие людей, и именно такой путь выбрал для себя я. Может быть, мне даже удастся стать брату достойным примером или хотя бы незаметно напомнить о том, что он не должен вести жизнь, лишенную смысла.
— Это меньшее, что я могу для тебя сделать, — заметил Джордж, и мы снова оба погрузились в молчание.
Единственное, что нарушало тишину, был ритмичный перестук колес поезда и причмокивание губами, которое время от времени издавал Джордж. Я глубоко вздохнул. Мне вдруг стало нестерпимо тесно в нашем купе и безумно захотелось оказаться на крыше амбара в Мэнор-хаусе, наедине со своими мыслями.
— Ты сегодня что-то тихий совсем, а? — нарушил молчание Джордж. — И вчера вечером тоже все помалкивал… — Он промокнул салфеткой губы и опустил газету на колени.
— Да, вы правы. У меня столько всего накопилось… — начал я, с трудом подбирая слова. И это еще было мягко сказано. Мало того что с сегодняшнего утра я был не в силах думать ни о ком, кроме Катрины, так теперь еще и мысли о Дамоне, который, как выяснилось, находится совсем рядом, просто сводили меня с ума.
Джордж кивнул, и в его водянистых голубых глазах появилось выражение понимания и сочувствия.
— Тебе необязательно делиться со мной подробностями. Я понимаю, у любого человека есть свои секреты. Но, будь добр, пожалуйста, помни, что в моем лице у тебя есть друг, — сказал Джордж очень серьезно.
Моя история была известна ему лишь отчасти. Он знал только, что я покинул родной дом и уехал из Америки, потому что не хотел жениться на женщине, которую выбрал мне отец. Но что-то в выражении его лица — спокойном и располагающем — подталкивало меня решиться на более подробный рассказ.
— Конечно, я вовсе не хочу вмешиваться в твою жизнь и надоедать тебе расспросами, — поспешно добавил Джордж, смущенно теребя газету на коленях. Он то разворачивал ее, то складывал вновь.
— Нет-нет, вы мне совсем не надоедаете, сэр, — успокоил я Джорджа. — И я благодарен вам за ваш интерес ко мне. По правде сказать, — я наконец решился и пытался тщательно подбирать слова, — в последнее время я чувствую себя каким-то неустроенным.
— Неустроенным?! — взволнованно переспросил Джордж. — Тебе не нравится твоя работа? Я понимаю, что ты сейчас занимаешь положение ниже того, к которому привык в Америке. Но знай, что я к тебе присматриваюсь и уверен, что у тебя есть будущее. Просто тебе нужно освоиться в новой жизни. Потерпи немного, затяни потуже пояс, и через пару-тройку лет посмотрим, что можно будет сделать. Может, я даже помогу тебе выкупить кусок земли в собственность, — пробормотал Джордж.
— Нет-нет, дело не в моей работе, — затряс я головой. — Я очень благодарен вам, Джордж, за возможность, которую вы мне предоставили. И мне очень нравится жить и работать у вас на ферме. Дело в другом… Меня… Меня мучают кошмары, связанные с моим прошлым. Иногда я думаю, смогу ли я вообще когда-нибудь покончить с этим… Смогу ли я оставить позади ту свою жизнь. Мне не дают покоя мысли о том, как мой отец разочаровался во мне, — объяснения мои были довольно сбивчивы. Джордж был первым, кому, кроме Келли, я так много рассказал о себе. И хотя эти жалкие признания не открывали всей бездонной пропасти моих проблем, но я все же почувствовал некоторое облегчение, разделив с кем-то даже малую часть моего груза.
— Боль, которая не отпускает, — понимающе закивал мистер Эббот. — Помнится, у меня было так же, когда мой отец хотел заставить меня идти по его стопам. Хотел, чтобы я продолжил его фамилию, его дело, стал истинным наследником поместья. Он велел мне жениться на Гертруде и вести хозяйство на ферме. Я послушался и не жалею об этом. Но вот о чем я действительно жалею, так это о том, что у меня никогда не было выбора. Да, без сомнения, я бы выбрал именно эту, свою нынешнюю, жизнь. Но я полагаю, что у каждого человека должно быть ощущение, что он сам принимает решения, сам выбирает свой путь, — мистер Эббот грустно улыбнулся. — Вот почему я тобой восхищаюсь, Стефан. Ты отстаиваешь свои убеждения, ты настаиваешь на своем. Сейчас наступили прекрасные времена. Наше общество наконец освободилось от стереотипов, и мы больше не оцениваем человека по его родословной. Нам важнее не кто он, а что он делает, какие поступки совершает. И, судя по тому, что я наблюдаю, ты, Стефан, всегда ведешь себя достойно, — с этими словами Джордж откусил большой кусок булки, ничуть не смущаясь тем, что обильно посыпает свою рубашку крошками.
