— Ну и что! — зло прошептал я, сильнее прижимая к груди легкое тело, — сейчас тебя нет, и я заберу ее. Заберу себе. И она будет моей! Ты слышал, предатель? Только моей!
ГЛАВА 4
Стэн
Я завернул свою находку в найденное в одной из комнат одеяло и, подняв на руки, решительно двинулся прочь из дома. Редкие прохожие провожали меня удивленными взглядами, но мне было все равно. Я ввалился домой и направился прямо к отцу. В сердце стыла решимость защитить девочку, даже если он не примет мою сторону. " Если отец прикажет не вмешиваться, уйду из стаи!" — решил я, осторожно внося ее в комнату и твердо встречая взгляд альфы. Меня уже ждали.
— Я ее не отдам!
В отцовской спальне собралась почти вся семья.
Ивар и альфа расположились на кровати, Лина и Арина с дочерью Яной — в принесенных из гостиной креслах. Мамы не было. Она осматривала в соседней комнате мою находку. Я остался стоять.
— Но, — Арина кинула на альфу беспомощный взгляд и осеклась. Она была из одного из сильнейших родов стаи, где всегда слишком большое значение придавали традициям. Хорошо, что она всего лишь вторая жена! И главная в доме альфы все же мама!
Брат с отцом угрюмо молчали.
— Стэн прав! — внезапно вскочила со своего места Лина, — девочку нельзя отдавать! Вы видели, до чего ее довели! Она бы умерла, если бы он не вмешался!
Ивар удивленно поднял бровь. Раньше его жена не была замечена в симпатиях к человеческим девам, и он, очевидно, пропустил момент, когда все изменилось!
— А если бы на ее месте была Лийка? — добавила моя невестка и, покраснев, села.
"Так вот в чем дело, — подумал я отстраненно, — девчонки подружились!"
— Стэн, — вожак говорил медленно, словно подбирая слова, — ты же понимаешь, что на ней стоит чужая метка? Она принадлежит Норману и забрать ее можно только одним способом.
— Да вы что? Все сдурели что ли? — не выдержал Ивар, — вы же дадите ему повод вызвать Стэна! Вам что, Рика мало? Один брат трясется над своей человеческой девчонкой, как над величайшим в мире сокровищем, теперь и второй туда же! Но Рик, по крайней мере, поставил ей свою метку! А ты что собираешься делать, когда за ней придет Норман? Да ни одна девчонка в мире не стоит твоей жизни!
— Стоит, — отрезал я, чувствуя свою правоту, — и остальные дома предателей тоже надо проверить. И забрать оттуда рабынь. Я займусь этим чуть позже.
В комнате стало тихо. Все молчали, думая о своем.
А потом вошла мама. Посмотрела на напряженных, готовых сорваться на крик волков и плавно опустилась на кровать рядом с отцом.
Все как-то пристыжено замолчали. Мама всегда умела успокаивать нас одним своим присутствием.
— Эйнар, — обратилась она к отцу, — скажи, что измениться от того, что мальчики соберут брошенных на произвол судьбы девушек и приютят их, скажем, в одном из свободных сейчас домов? Судьба их хозяев сейчас, когда Норман развязал войну против тебя, не известна. Если победят они, то заберут их с легкостью, если мы, то вопрос с тем, что девочка принадлежит предателю, снимется сам собой. Вы же понимаете, что в этой битве не будет пленных?
— Но мама, — начал было Ивар.
— Милый, — мама улыбнулась брату, и ласково погладила его по голове, — ты еще слишком юн, чтобы понимать, как сильно изменился наш мир, когда Рик принял в свой род Лию. Мы и сами этого еще не понимаем. Но только благодаря ее вмешательству мы еще живы. Я думаю, что не будет большой беды, если мы поможем девочкам. Но решать конечно вам.
Через полчаса я, в сопровождении еще двух близких к отцу волков, направлялся в первый из домов, где могли быть девушки. Мы нашли шестерых. У Нормана были сильные союзники, многим из которых удалось добиться удачи на Охоте. Как я и думал, никто из спешно покидавших город волков, не позаботился о пленницах. Но, конечно, все они чувствовали себя гораздо лучше, чем моя рыженькая.
К вечеру все девушки уже были в небольшом домике у реки, что до этого момента был свободен. Последней я перенес туда и свою находку. Она по прежнему не приходила в сознание.
* * *
Сильвия
Сил не было. Не знаю, что именно я повредила, ударившись о стену, но любая попытка подняться отдавалась болью в груди. Губы пересохли и страшно хотелось пить. Я провела по сухому небу языком и откинулась на спину. В высоко, почти под потолком, расположенном узком окне было видно небо. Бесконечное, удивительно прекрасное небо. По нему бежало белое облачко. Маленькое. Пушистое. Оно было свободно. Оно могло делать что хотело, в отличие от меня. Я проводила его взглядом и снова утонула в синеве. И даже не заметила, как уснула. Или потеряла сознание. А потом я услышала шаги. Они приближались, выдергивая меня из небытия. В мир, полный боли. Дверь открылась. Я попыталась встать, но лишь дернулась в бесполезной попытке. Губы прошептали: "Пить!" Но слово не прозвучало, поглощенное жаждой. И даже это усилие оказалось слишком серьезным, снова выталкивая меня в небытие.
В следующий раз очнулась я от ощущения льющейся в рот воды. Я пила, захлебываясь и проливая драгоценные капли, не в силах даже открыть глаза. Не в силах осознать, что они не закончатся. И слушала как кто-то, держащий меня на руках, обещал, что все будет хорошо, что он меня не оставит, что будет рядом и не позволит никому меня обидеть. Слышала, но не верила. Не могла поверить. А потом вода закончилась и я снова потеряла сознание, когда меня подняли и куда-то понесли, задев ребра.
Второй раз я пришла в себя в богато обставленной комнате. Я лежала на мягкой постели и надо мной склонялась незнакомая женщина. Ее пальцы ощупывали мне грудь, осторожно надавливая на ребра, отзывающиеся на прикосновения тянущей глубокой болью. Губы ее шевелились, но я нечего не слышала, оглушенная стуком собственного сердца. Женщина, заметив что я очнулась, поднесла к губам кружку с каким то отваром и помогла напиться. Я опустилась на подушку, чувствуя, как кружится от приложенного усилия голова, и снова соскользнула в небытие.
А потом меня разбудили девчонки. Кто-то разговаривал поблизости и резкий этот звук ворвался в меня, заставив дернуться и застонать от пронзившей грудину боли.
— Тихо! Тихо! — меня, осторожно поддержали и уложили обратно, — лежи, не двигайся! Тебе нельзя!
И только тогда я, в изумлении, открыла глаза и увидела Соню, одну из девушек, что была вместо со мной отдана оборотням. Рядом с ней стояли еще две девочки.
— А… — из горла вырвался лишь тихий хрип, но меня поняли.
— Если будешь лежать тихо и не дергаться, все расскажу! — пообещала Сонька присаживаясь рядом со мной и сжимая в своей руке мои пальцы, — пить хочешь?
Я кивнула. Меня аккуратно приподняли, позволяя напиться, и аккуратно опустили на высокую подушку. Комната, в которой я лежала, была большой и светлой. Из высокого, забранного стеклом окна, на пол падали солнечные лучи. И, кроме моей, широкой, здесь стояли еще две кровати.
— Вот так и получилось, — закончила Соня, — что после неудачного мятежа против альфы, Норман и его сторонники покинули город, оставив нас умирать. А альфа приказал собрать всех девушек, принадлежащих предателям и временно поселить здесь.
— А тебя вообще на руках принесли! — влезла Мила, еще одна из находившихся рядом девушек, — ты без чувств была! Хорошо Сонька в приюте лекарскому делу училась, вот и перетянула тебя! У тебя, похоже, несколько ребер треснуло от удара и синяк сплошной на всю спину!
И только тогда я заметила, что мою грудь стягивает плотная повязка, похоже, что из порванной на куски простыни.
— Он сказал, можно порвать, — прошептала внезапно смутившаяся Соня.
— Кто он? — в горле больше не перешило, но мой голос по прежнему напоминал воронье карканье.
— Как кто? — удивилась Мила, — так сын альфы же! Он же тебя и принес. И нас всех он забрал и сюда привел. Сказал, чтобы помогли тебе, как в себя придешь. Он уже и сегодня с утра забегал, спрашивал, как ты себя чувствуешь!
