Лысоватый водитель растерянно уставился на сидящую на асфальте девушку и наклонился к ней.
– Девушка! – позвал он, но Марина не реагировала.
Тогда он посадил ее на скамью.
– Никуда не уходи, я сейчас куплю тебе угля. Тут за углом я видел аптеку, – затараторил водитель и побежал.
Марина тем временем очнулась. Она вдруг вспомнила мужские трусы, а испуганное лицо секретаря превратилось в ее сознании в блудливое лицо Дмитрия Аскендита.
– Ах, ты кобель! – воскликнула она и подскочила со скамьи. Сознание прояснилась, и она вспомнила водителя и машину. – Значит, хотел осквернить меня.
Марина, покачиваясь, подошла к машине и завалилась на нее. Машина, покоряясь Марининому желанию, молчала. Она порылась в маленькой сумочке и достала ключи от конспиративной квартиры. Вдруг глаза ее вспыхнули огнем, а гнусная улыбочка озарила лицо.
Фонарь над Мерседесом моргнул и потух.
Острие ключей хорошо царапало краску машины, и через пару минут там было четко написано: “Кабель”.
Довольная Марина оценила свою работу и, услышав шум, скрылась в кустах.
Подбежал запыхавшийся водитель. В руках он держал пачку таблеток. Растерянно он огляделся, но Марины и след простыл.
Фонарь вспыхнул прожектором, и краска с лица водителя спала. Он схватился за сердце.
Марина не стала оставаться на представление и поползла в другую сторону от университета. Неглубокие лужи замочили колготки и юбку. Спустя несколько метров она приняла вертикальное положение и пошла. Она то шла, то снова падала.
Хмурый Дженкинс шел следом за ней.
Она добрела до дороги. Редкие машины, словно ночные звери, рычали и, слепя дикими глазами, вздымали брызги от луж. Марина облокотилась о фонарный столб, который от ее прикосновения потух.
Медленно прояснившееся сознание шептало, что надо идти домой в кровать, но ноги не слушались. Вдруг чья-то рука возникло из темноты и толкнула девушку. Она, не удержавшись на бордюре, свалилась на дорогу прямо в лужу. Передатчик выпал из уха и потонул в мутной воде. Она уставилась на мокрый асфальт под собой. Вода ручьями заструилась с волос.
Услышав шум, она подняла голову. Фары похожие на глаза дикой кошки ослепили. Отрезвляющая мысль, что это конец, заставила ее, вскрикнув, отпрянуть. Марина зажмурилась.
Визг тормозов оглушил ее.
“Умерла?”
Громкий звук захлопнувшейся двери машины и эпитеты, что переливались всеми гранями русского языка вперемешку с английским, привели ее в чувство. Марина медленно открыла глаза и несколько мгновений оторопело смотрела на знак Мерседеса, который был у самого ее носа.
Земля вдруг покачнулась – неудачницу-пьянчужку поглотила тьма.
Глава 3
Последствия
Диме не спалось. Он чувствовал присутствие девушки через стенку и, промаявшись в кровати час, решил заглянуть к ней.
Накинув халат, он уговорил себя, что проверит все ли с ней хорошо и уйдет.
Он приоткрыл дверь. Штора дернулась от сквозняка.
Выключатель торшера щелкнул, и лампа за спиной Димы вспыхнула. Он взял стопку листов и карандаш.
Чирканье грифеля карандаша заполнило комнату. Дима не мог оторвать от девушки взгляда.
Вчера в один до боли прекрасный миг он вдруг подумал, что Марина – это Ева. Они были похожи как две капли воды.
А потом радость сменилась ужасом: он подумал, что видит призрак Евы.
Волосы, форма лица, разрез глаз, брови – все было так похоже, что он не мог остановиться… и рисовал, и рисовал спящую девушку, так похожую на Еву.
Дима думал, что эта глава его жизни уже давно пролистана, но увидев Марину, все чувства в нем взбаламутились. Он не находил сил отойти от нее.
Марина вдруг застонала и перевернулась на другой бок. Карандаш в руке остановился. Дима встал с кресла и обошел кровать. Тусклый свет торшера освещал оголившуюся невероятно худую спину девушки. Звезда на колье блеснула отражая свет. Непослушные волосы прикрыли лицо.
Рука Димы замерла на мгновение в нерешительности, и он провел костяшками пальцев убирая пряди волос с ее лица.
– Мама… – застонала она и резко выдохнула.
Он сел на край кровати и, выронив карандаш, прикрыл лицо руками. Он отчетливо понимал, что эта девушка – не Ева, но, все же, душа так отчаянно искала погибшую жену в каждой черточке Марины.
***
Марина вскрикнула и проснулась в холодном поту. Картины ужасного сна все еще проносились у нее перед глазами, словно фильм ужаса, который она не могла выключить. Привкус соленой воды стоял во рту. Она смотрела невидящими глазами на белый потолок. Крик ее матери все еще оглушительно звенел в ушах.
Марина укрылась одеялом с головой и свернулась калачиком, пытаясь унять дрожь во всем теле. Аромат цветов сирени нежно ласкал и убаюкивал.
Дверь тихо приоткрылась.
Марина оцепенела от ужаса. Пораженно она вдруг осознала, что находилась не дома.
Мужские голоса заставили девушку вздрогнуть. Сон как рукой сняло. Она ощупала себя и не нашла одежды. Память упрямо не хотела возвращаться.
“Как я здесь оказалась?” – в ужасе подумала она.
– Что мне делать с машиной? – произнес секретарь, брезгливо кинув взгляд на кровать. Дима тоже посмотрел на кровать и заметил маленькую ножку, выглянувшую из-под одеяла. Он улыбнулся. Эта девушка, так похожая на Еву, всего за несколько часов заставила его улыбаться больше, чем он улыбался за последний месяц.
– Купи новую. Но эту пока оставь… И отмени встречи на утро.
Марине казалось, что она дышит очень громко, поэтому старалась успокоить дыхание.
– Вы намерены дожидаться её пробуждения? – светлые брови секретаря взлетели. – Вы ведь не намеренны… То есть я хочу сказать, что ей всего восемнадцать… Она ведь даже в слове “кобель” сделала ошибку. Она совсем ребенок…
Лицо Димы окаменело, взгляд стал холоден. Секретарь посерел и стушевался: он пожалел о том, что сказал.
Дима сам не знал, что хотел сделать. Он понимал, что не вправе трогать такое невинное дитя. Он должен был оставить ее. Но каким-то немыслимым образом вместо того, чтобы отвезти ее домой, привез к себе. Он понимал абсурдность своих решений, но эта девушка всколыхнула в нем воспоминания о далеком прошлом, о котором он старался забыть. Воспоминания, которые приносили ему невыносимую боль много лет. Но рядом с Мариной он почему-то вспоминал только хорошее… Ему и Еве ведь было около семнадцати, когда они познакомились. Она была такой же: взбалмошной, красивой, немного сумасшедшей…
Секретарь прокашлялся в кулак, заметив стеклянный взгляд босса.
– Я оставлю вас, – произнес он и спиной вышел за дверь.
– Спасибо, Том.
Дима подошел к открытой двери, ведущей на маленький балкончик. Тюль медленно танцевала в объятьях ветра и тонкой вуалью прикрывала вид на Эрмитаж.
“Ева… Уже прошло больше двадцати трех лет с момента твоего похищения… Три года войны после этого… и двадцать лет сожалений, воспоминаний и попыток найти новый смысл жизни”.
Тончайшая органза всколыхнулась и обняла ноги Димы. Ветер влетел в комнату и скинул листы бумаги, изрисованные карандашом.
На них была изображена спящая девушка, прекрасная в своей невинности и хрупкости, словно нежный полураскрывшийся бутон цветка.
– Ева, – прошептал он одними губами и это имя, полное печали, вперемешку с огромной любовью сорвалось с губ и вспорхнуло голубем в небо.
Марина задыхалась под тяжелым одеялом. Услышав звук удаляющихся шагов и закрывающейся двери, она осторожно приподняла одеяло и судорожно втянула свежий воздух. Она находилась в спальне, больше похожей на декорации фильма о девятнадцатом веке: деревянные панели из древесины оттеняли фиолетовым, позолоченные барельефы, потолок, украшенный лепниной; темно-зеленый бархатный балдахин возвышался над кроватью. Мебель стояла на позолоченных лапах львов.
Босые ноги окунулись в тепло шерстяного прикроватного коврика.
