— Вон пошла, — хрипло командует Джош. — Иначе я за себя не ручаюсь.
Но она не хочет идти вон! Она хочет, чтобы он приказал совсем другое.
— Вон! — срывается на крик квантр, и девушка, как ошпаренная, отскакивает и выбегает из ванной.
Джош со стоном прижимается лбом к стене. Его реакция объяснима. С тех пор, как жена его кинула, он не хотел иметь ничего общего с женщинами. То есть, разумеется, он отметил годовщину ее побега в борделе, и здорово так отметил, но это всё было не то. С ней всегда было по-другому. К тому же эта самая годовщина была больше месяца назад, а потом он был то в полетах, то на переговорах. Не до женщин было. А уж на Мекроусау он и вовсе не думал… Резким хлопком он переключил температуру душа, подставляя лицо и плечи под ледяные струи. Это не помогало. Он все еще ощущал на своем теле ее руки.
Искушение вернуть ее и продолжить начатое было столь острым, что квантр, сжимая зубы, обхватил ладонью до предела возбужденный член и, закрыв глаза, довольно быстро довел себя до разрядки. Он не занимался этой ерундой с тех пор, как улетел учиться в университет.
— Ненавижу, — процедил он сквозь зубы, сам не понимая, кого он ненавидит — себя, ее или весь мир в целом, и потянулся за полотенцем.
Вид мокрой и испуганной Саманты, ждущей его за дверью, его взбесил еще больше. Но он же мужчина, причем военный. С каких пор он до такой степени теряет над собой контроль, что позволяет себе срываться на женщине? Это, в конце концов, непрофессионально. Поэтому он просто бурчит:
— Иди вытрись и в постель, — а сам натягивает трусы и падает плашмя на кровать.
Пожалуй, пора это заканчивать. Как минимум, позволить ей одеться. А лучше бы вообще отправить ее на Квантр первым же транспортником, пусть Кэт разбирается. Хотя нет, нельзя так с рабами. Да и не безопасно. Да-да, небезопасно. И поэтому он ее никуда не отпустит.
Кровать рядом проминается.
— Спи, — командует Джош, не поднимая головы, а сам прислушивается к ее дыханию.
Только потом, убедившись, что она уснула, он осторожно перебирает влажные пряди, вспоминая то время, когда они вот так же спали в одной кровати — голые, утомленные и счастливые. Да когда всё это кончится? Он отбрасывает ее волосы, будто ядовитую змею, и поворачивается спиной.
***
Саманта просыпается первой и не может понять, почему она спит на кровати, прижатая к подушке мужской рукой, да еще хвост обвивает ее бедро, которое фривольно закинуто на ногу хозяина. Сегодня ей легче. В голове почти нет тумана, она ясно осознает, где находится и помнит все события вчерашнего дня. Осторожно высвобождаясь из объятий, она внимательно разглядывает мужчину. Да, он ей знаком. Близко. Он… голова взрывается болью. Ладно, не сейчас. В любом случае, она чувствует себя намного свободнее, чем вчера, хотя пальцы натыкаются на ненавистный ошейник.
Она рабыня, но не как раньше. Можно встать, прошлепать в ванную, умыться и почистить зубы найденной в шкафу зубной щеткой. Пару дней назад она ни за что бы не решилась шариться по ящикам, но теперь это не вызывало в ней никакого отторжения. Пластиковая расческа Джошем явно не использовалась. Он военный, стрижется совсем коротко. Расчесывать кудри такой совсем неудобно, хочется ругаться и хныкать.
— Давай я, — раздается за ее спиной, и она подпрыгивает от неожиданности.
Сонный, трущий глаза Джош забирает из ее ослабевших рук расческу и явно со знанием дела приводит ее шевелюру в порядок, разбирая по прядкам. Кажется, он делает это не в первый раз. Напоследок он запускает пальцы в длинные золотистые волосы, легко массируя голову, и Саманту пронзает острое чувство узнавания. Все это уже было. Вот только когда?
— Чайник поставить сможешь? — спрашивает он, нехотя отпуская ее. — А лучше кофе свари мне. Я знаю, ты умеешь. Здесь нет консоли для заказа, так что придется ручками.
Девушка кивает и выходит, оставляя мужчину недоумевать, какого черта он вообще ее расчесывал?
Она делает все на автомате: находит подходящую емкость с длинной ручкой, не думая ни о чем, достает с полки упаковку кофе, наливает воды, ставит на вспыхивающую холодным белым цветом панель. Дожидается, пока на поверхности появляется плотная пена, снимает, наливает, добавляет сахар, сливки и карамельный сироп. Джош любит сладкое. Ему можно — он много двигается и вообще сильный. А Саманте не стоит, она от кофе совсем дурная становится, почище, чем от алкоголя. Ставит большую чашку на стол, встает рядом, опустив голову и сцепив руки перед собой.
Джош внимательно смотрит на прозрачную столешницу и медленно заливается краской, у него даже уши пылают.
Глава 5. Вспышка
Год назад. Квадрат Х-Бетта-2
Яркий свет слепил глаза даже через закрытые веки. Последнее, что он помнил — огненную вспышку. Видимо, глаза пострадали. Ну, глаз, как минимум. Или… или он в раю. Или в чистилище. Представить, что он может быть в местах гораздо более жарких и пахнущих серой, Хурт Вагнер даже не мог. Кто угодно, только не он.
Он, в конце концов, слуга божий. Чтущий заповеди. Ну, может, кроме "не убий". Хотя, даже не так. Хурт был уверен, что эта заповедь Творца дошла до потомков не полностью. Зная справедливость и бескорыстность Господа, в конце этой заповеди стояло слово "всуе". Просто эти трусы, людишки, ощущая за собой грехи и желая избежать кары от рук ревностных слуг господних, перестраховались, исказили суть Слова Божьего, укоротив заповедь его.
Так что он, Хурт, ничего не нарушал, ведь всуе он не убивал никогда.
Его вообще раздражала немотивированная, бесполезная жестокость. Вот к чему пытки, если есть препараты, развязывающие язык? К чему убивать кого-то долго и мучительно, если можно сделать это быстро и заниматься дальше своими делами? Контрабандист искренне этого не понимал.
Как не понимал сейчас этого идиота, нёсшегося за ним пол галактики. Ладно, не пол, но достаточно настырно, будто дел у него других нет, а в конце решившего вообще протаранить его корабль, когда Хурт, пользуясь тем, что этот придурок подобрался слишком близко, хакнул его системы и вывел их из строя. Ну обезвредили тебя — смирись и отстань, Вагнер бы его даже добивать не стал, торопился. Так нет же — на таран пошел! И не жаль ведь своей бессмертной души, самоубийца недоделанный. Хурт Вагнер, в силу своего воспитания, не использовал в своей речи нецензурную лексику, но сейчас эпитеты к характеристике этого идиота, решившего самоубиться ценой его, Хурта, жизни, напрашивались именно такие.
Вагнер немного полежал, прислушиваясь к телу. Забавно. Ни рук, ни ног, ни прочих органов он не ощущал. Значит, всё же Всевышний. Жаль, он мог бы еще послужить. Прямо как-то не верилось, что единственный признанный им работодатель вот так легко отправил его на пенсию. Было даже немного обидно, ведь служил он, по его мнению, довольно неплохо.
Хурт Вагнер приоткрыл один глаз, тот, что со вживленным кристаллом — так менее травматично — и с некоторым недоумением уставился прямо в сияющий диск.
Это ещё что такое? Уж кибернизированной части своего организма контрабандист привык доверять.
Строго говоря, Вагнер мог уже считаться киборгом. Более 30 % его тела было искусственным. Как он предпочитал говорить — усовершенствованным. Глаз был, пожалуй, его лучшим приобретением. Во-первых, он мог фокусироваться гораздо лучше естественного агрегата, выданного человечеству при комплектации. Во-вторых, там была крошечная камера, которая записывала всё важное в чип, вживленный в мозг. Хурт никогда не забывал лица людей, пароли, формулы, двоичные коды и прочие важные вещи. Единственным минусом системы была ее сравнительно небольшая память. Примерно раз в год данные приходилось систематизировать и лишнее удалять. Процесс малоприятный, к тому же выбивал его из жизни на несколько дней. И, конечно, чип приходилось постоянно проверять — его выход из строя был явно чреват потерей долгосрочной памяти. Хурт был не дурак, и к удобному устройству приспособился довольно быстро, научился рационально использовать доступный объём памяти, закладывая в чип только те вещи, которые запомнить быстро было невозможно. Остальное старался заучивать.
