он шепотом.
И мне вдруг так невыносимо захотелось ударить его. Но только губы дрогнули… и подбородок.
– Нет! – сказала я. Зло и резко вышло, и совсем не уверенно, как должно.
Это неправильно. Зачем? Сейчас взять и сломать все. Кому принесет счастье?
А он вдруг подался вперед, поглубже вдохнул, собираясь с духом.
– Ты спросила, зачем я приехал, – сказал он немного хрипло. – Я приехал сказать, что до сих пор думаю о тебе. Так и не смог забыть. Думал, что забыл, но… не смог. Когда я увидел тебя в Моллоу… Понял, что не могу. Мэг… я люблю тебя!
На последних словах его голос дрогнул и сорвался.
Я стояла…
Мне хотелось расплакаться и обнять его, сказать, что я тоже не смогла забыть, что тоже люблю его до сих пор.
Мне хотелось ударить его, наорать! Ублюдок! Как он может так со мной?! Как мне теперь с этим жить? Ведь ничего нельзя сделать!
Но я не могу ни орать, ни плакать. Это неприлично, по меньшей мере.
– Зачем вы говорите мне это сейчас, лорд Харелт? – сказала я, голос слушался плохо, но я старалась. – Поздно что-то менять. Мы не дети, чтобы играть в эти игры. У каждого из нас есть свой долг, и мы должны его исполнить. Поздно. Не стоит ворошить прошлое.
Губы дрожали.
– Ничего не поздно, пока мы живы, – сказал он, заглядывая мне в глаза.
– Нет? А что можно изменить? – сказала я. – Что вы предлагаете мне, лорд Харелт? Найти какие-то письма, подставить моего мужа, казнить и сделать меня вдовой? И что это изменит? Думаете тогда я брошусь к вам на шею? Буду вашей… любовницей? Зачем? Зачем я вам? Это лишь детские воспоминания, мне тоже приятно вспомнить. Но я уже не девочка, все изменилось. Неделя, месяц… может даже год… но год это слишком. И я вам надоем. При дворе столько красивых и юных девушек! Вы поймете, что реальность далека от детских мечтаний. И я останусь вдовой предателя с растоптанной репутацией. Куда мне потом? В монастырь? Или сразу в петлю?
Я смотрела ему в глаза.
Я говорила, и Хэл тоже мне в глаза смотрел, и так, словно видел впервые, почти с ужасом. И чем дальше, тем больше вытягивалось и бледнело лицо. Он не думал об этом? Как он мог не думать?
– Вашего мужа никто не подставил, – сказал сухо, чуть резко даже. – Все, что лорд Каррингтон сделал, он сделал сам. А я служу королю и забочусь о его безопасности и благополучии. Я лишь предупреждаю, о том, что королю теперь известно, и вашему мужу все это с рук не сойдет. Как друг. И я…
– Как друг? – удивилась я. – Кому из нас вы друг? Мне или Грэгу?
Он кашлянул, зубами скрипнул.
– Не вашему мужу точно. Поверьте, я отлично знаю, что он за человек, приходилось сталкиваться. Буду честен, я бы с радостью отправил его на плаху. И да, я могу на это решение повлиять… но решает король. Я хотел сказать вам… – тут он запнулся. Выдохнул, ноздри дрогнули. И на мгновение мне даже стало жаль его, потому что Хэлу тоже нелегко. – Сказать тебе, Мэг… Я приехал увидеть тебя. Только за этим.
Слишком поздно.
Или слишком рано… Вдруг такая мысль проскочила, неприятная, неуместная. Если бы Грэгу предъявили обвинения, нас всех заставили приехать в Моллоу, если бы его казнили у меня на глазах, лишили бы титула, его и нас всех лишили бы всего… То вот тогда бы, растерянная и раздавленная, я могла бы ухватиться за любую помощь и любые красивые слова Хэла. Просто потому что хвататься больше не за что. Сейчас рано, я еще не осознала опасность до конца.
– Вы увидели меня, лорд Харелт, – сказала я. – Это все?
Он покачал головой.
– Если понадобится, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, – сказал он тихо.
Верю. От своего слова Хэл не отступит.
– Благодарю, лорд Харелт. Я ценю это.
Он снова сжал зубы.
Все не так. Неправильно. Не вовремя.
– Знаешь, Мэг… я должен сказать… – он подался ко мне еще, на полшага, так, что теперь стоял совсем близко, совсем непозволительно, так, что его дыхание я чувствовала на своем лбу. – Если ты вдруг хочешь уехать со мной, я готов хоть сейчас. Посреди ночи посадить тебя на лошадь и сбежать. Ни о чем не сожалея.
Я зажмурилась на мгновение.
Смешно… Чуть было не рассмеялась ему в лицо.
Нет, я верила, что все это искренне. Но слишком безумно.
– Нет, Хэл, – сказала я, и все же подняла на него глаза. – Это невозможно. Тогда, когда тебе было девятнадцать, это могло еще сойти с рук. Ты был свободен. А сейчас, когда ты канцлер, когда все завит от тебя, когда реальна угроза переворота… Это невозможно. Тебе не позволят. Обвинят в государственной измене, быть может или в чем-то еще. Даже если у тебя хватит дури попытаться, тебя найдут. И что тогда будет с нами? Ты и сам понимаешь.
Он сжал губы.
Да, он понимал. Конечно, понимал, как же иначе.
Но честно готов все равно.
Это где-то греет мое самолюбие, но и только. Невозможно.
И я хочу знать кое-что еще. Раз уж мы говорим так откровенно…
– Что у тебя с Роуз? – спросила я. Сердце замерло, потому что я боялась услышать ответ. Но не спросить не могла.
– У меня с Роуз? – удивился он.
– Не делай вид, что не понимаешь, Хэл. Она ждала тебя, я видела. Встречала. Первая кинулась тебя встречать. Что такого ты обещал ей?
Он нахмурился, долго смотрел на меня, что-то обдумывая.
– Я привез ей письмо от… одного человека.
Уклончиво. И все же – письмо. Дело не в нем самом? И, пожалуй, у меня нет причин Хэлу не доверять.
Чуть отлегло и тут же навалилось с новой силой.
– Что происходит? – спросила я.
– Мэг… Твоя дочь уже взрослая, пойми. Разве ты не желаешь ей счастья? Такого, на которое не смогла решиться сама? Разве ты не жалеешь? Хоть немного? Не мешай ей, прошу тебя. Ты волнуешься за нее, но дай ей возможность решать самой. Сейчас даже я не могу сказать, как лучше. Если твоего мужа обвинят…
Он так и не закончил, вздохнул.
Никто не знает, как лучше. Дочь предателя. Кому она потом будет нужна?
– Ты хочешь сказать, она собирается сбежать с кем-то?
Но только этого мне не хватало? С кем? Что он за человек? Моя девочка…
– Я не могу
